Искусство ката

Утром Томарсин не счесть который раз прислонился спиной к стволу стартового дерева, ожидая звона тетивы, как команды к первому шагу. Отшельник не заставил себя долго ждать, поднял лук и спустил тетиву. Первые пять шагов всё шло как всегда. Томарсин уверено начал бой с летящими в него снарядами, автоматически отклоняя летящие в голову, не забывая сделать вдох и принимая удары в корпус на выдохе. Но после пятого снаряда всё вдруг резко поменялось.

За четыре месяца Томарсин успел досконально изучить полосу препятствий и прекрасно знал направление полёта каждого снаряда. Но сейчас вместо ожидаемой атаки в живот Томарсин получил удар снаряда в голову и едва успел отклониться, от неожиданности забыв сделать вдох. Следующий снаряд попал туда, куда должен был попасть предыдущий, и выбил из Томарсина остатки воздуха. Едва успев сделать шаг, Томарсин опять получил удар в живот, к которому совершенно не был готов, а потом ещё один туда же, не завершив следующий шаг. А так как запаса воздуха в лёгких совсем не осталось, он хотел схитрить и сделать вдох во время движения, когда и поймал снаряд, едва выдержав. К тому времени он уже догадался, какую ловушку приготовил Отшельник, а ещё понял, что совершенно не готов к этому.

Томарсин не успел сделать очередной шаг, как получил удар в грудь, потом опять в живот, потом в голову, который отразил буквально в последний момент. Снаряды летели один за другим почти без промежутков. Отшельник выпускал стрелы с поразительной скоростью, настигая снарядами неподвижно стоящего Томарсина. Очередной удар в живот он опять принял на вдохе уже сознательно, не расслабляя живот, наука отшельника не прошла даром. И следующий за ним снаряд, летящий в голову, тоже успел отразить, а вот ещё один уже не успел.

Два снаряда, как оказалось, летели один за другим без разрыва, буквально подталкивая один другого, и второй достиг цели. Для этого две стрелы должны были быть выпущены с непостижимой скоростью, и отшельник сумел это. А не ожидающий такого Томарсин защититься от второго снаряда не успел, не был готов. Семикилограммовый мешок со страшной силой врезался в голову Томарсина, и свет для него померк надолго. Пятнадцатый снаряд стал для него роковым, при этом Томарсин не успел сделать и девяти шагов.

Пришёл в себя Томарсин лишь на третий день после прохождения роковой полосы препятствий. Он лежал на тахте в хижине отшельника, где обычно спал, когда погода не позволяла спать под открытым небом. Возле изголовья сидел отшельник и внимательно смотрел в начинающие обретать осмысленность глаза. Встретившись с колючим взглядом, Томарсин хотел сесть, но лишь с трудом оторвал голову от подушки и опять уронил. От усилия у него потемнело в глазах.

– Лежи, лежи, вояка, с возвращением тебя, – услышал он скрипучий и на удивление довольный голос, – недельку придётся полежать, немощь твоя пройдёт, собранные тобой цветочки помогут, а вот наука останется, надеюсь, навсегда.

А Томарсин подумал: «Вот как ты ответил на мой вопрос о предназначении цветов».

Три ложки лекарства были разделены на двадцать одну микроскопическую дозу, которую Томарсин принимал три раза в день. Уже на второй день приёма лекарства головокружение прошло и, в принципе, он способен был встать, но отшельник запретил ему и думать об этом.

– Неделю будешь лежать, даже садиться запрещаю. Я буду тебе сиделкой и медсестрой, – ответил он на немой вопрос. – Мы устраним последствия травмы, а она у тебя очень серьёзная, внутри головы скопилась жидкость от удара, мозг ушиблен и повреждён. Но это мы устраним, лекарство поможет. Оно уже действует так, как надо. Твой организм правильно откликнулся. Не мешай ему и себе. И более того, я надеюсь, лекарство поможет укрепить сосуды твоего мозга, сделать их более крепкими и эластичными, чем были. И от разговоров воздержись пока, я скажу, когда можно говорить. Лежи и думай, как ты докатился до жизни такой, – со скрипучим смешком закончил речь отшельник.

Так много слов сразу от него можно было услышать нечасто, вернее, это случилось впервые на памяти Томарсина. И одного этого было достаточно, чтобы отнестись к словам достаточно серьёзно. Но при этом было что-то ещё, какая-то неповторимая интонация голоса, как будто столкнулся с чудом человек, видит, а сам ещё не до конца верит.

На пятый день приёма лекарства запрет на разговоры был снят. Томарсин чувствовал себя совершенно здоровым и не преминул сразу сказать об этом.

– Это хорошо, так и должно быть. Ты чувствуешь себя таким, каким был до травмы. Но этого мало. Я хочу, чтобы ты стал крепче, чем был, всё говорит о том, что дело идёт к тому. Лекарство и твой организм нашли общий язык, давай не будем мешать им завершить начатое. Потерпишь ещё два дня.

Ответом на слова был горестный вздох.

– Но скажи мне, учитель, когда я очнулся, мне не показалось, что ты поздравлял меня с возвращением? Откуда?

– Оттуда, откуда ты думаешь, – опять услышал он скрипучий смешок, – с того света. Но на эту тему я запрещаю тебе говорить, пока окончательно не поправишься.