Искусство легких касаний

«Прибили яйца к паркету, виляют жопой на сцене. О чем это? Да вот об этом самом. Лучше бы просто мазали блевоту по стенам, было бы не так гадко. Но в том-то и дело, что мазать ее будут не просто, а в тех же видах…

«Вот это и есть «objet petite п» нашего художника. Вот почему передовое российское искусство – почти всегда такое провинциальное мещанское говно, каким бы международным авангардом оно ни прикидывалось: в самом своем сердце оно старается не решить что-то вечное и важное, а «выставиться в Париже», точно так же, как российский олигарх мечтает не полететь на Марс, а выехать на IPO в Лондон. В пупочной чакре всего здешнего совриска и «русского богатого» мерцает вот это «petite п», оно просвечивает сквозь любые вуали, и в каждом сосуде «прекрасного и утонченного» неизбежно будет булькать эта эссенция, трансформирующая в тухлые помои и все остальное…

«И ладно бы искусство, скажет тут русский человек с хорошей генетической памятью, но ведь те же самые люди уже триста лет работают у нас то царями, то вождями. Вот почему, Ваня, тебя с такой пугающей регулярностью возят умирать на европейских фронтах, когда там колонии делят, а в остальное время даже и пускают туда не особо… Только, как было сказано, на танке. Мерси боку. В следующий раз осмотримся повнимательней…»

Не без удовольствия возвращаемся от этой нелепой инвективы в полный весенней надежды мир трансов, куда залетел темным филином К. П. Голгофский. Отметим только, что наш автор клеймит российский «objet petite п» с помощью французского же инструментария, чувствуя в душе, что иначе выйдет слишком ватно и российский культурный организм не срезонирует. Или он тоже надеется напечатать свой опус в Париже?

Итак, Голгофский отвечает на письма – иногда сдержанно, порой иронично, но всегда уважительно, что настраивает в его пользу. В долгую переписку он не вступает – ждет реального улова. И вот первая рыба клюет.

Ему пишет некий 666459-кун: он доверительно рассказывает о сиссянах, которые любили его после переезда в США (они водятся, как он поясняет, даже среди суровых мужчин мидвеста).

«Мы сняли квартирку через Airbnb и довольно бодро попоролись. Наконец после последней слепой групповухи он куда-то пропал, а недавно я встретил его в молле – бородатого и с девушкой… Пичалька. Но я рад за этого сисси. À-propos, имею полные чертежи плавучего дока для «Адмирала Кузнецова».

Увидев это «à-propos», Голгофский вспоминает Бонье и хмурое небо Лиона. Но связи здесь не может быть, конечно. В письме заметна нестыковка: получается, что резидент Америки пытается продать русские военные секреты английской разведке… Откуда они у него? Вывез с собой? Но почему не продал ЦРУ?

Может быть, думает Голгофский, его таким образом тестируют спецслужбы? Он лезет в сеть – и выясняет, что док для «Адмирала Кузнецова» давно утонул. Понятно.

Голгофский прочесывает трансгендерную ветку, находит там пост, почти аналогичный присланному – и убеждается, что рыба все-таки настоящая, просто тухлая: неизвестный с чертежами утонувшего дока маскируется, действуя по тому же методу, что и сам Голгофский. Измена внутри измены: хотел, понимаешь, обмануть не только Отчизну, но и английскую разведку.

Голгофский не отвечает.

Еще несколько дней он, как древний кит, терпеливо фильтрует своими усами проблемы постсоветской молодежи («пару раз, – пишет он, – меня посещало чувство, что теперь я никогда уже не смогу смотреть на юные лица без печали…»). И вот наконец…