Акинфий Иванович зевнул, закрыл глаза и надолго замолчал. Валентин подумал, что тот уснул.
— А дальше?
Акинфий Иванович встрепенулся.
— Выходим мы, значит, из палатки. А там уже почти светло. Костер как горел, так и горит — джигиты всю ночь дрова подкидывали. Жорес говорит, встань вот здесь, спиной к костру. Сосредоточься и читай, пока бог не ответит. И дает клочок бумаги. На нем несколько слов русскими буквами. Я и начал читать. Он пару раз произношение поправил, а потом отошел в сторону и сел на камень.
— А что за слова?
— Я их не понимал, конечно. Только имя узнал — «Джируз» — и еще два слова — «ханни бааль». Милость Баала, он меня уже на этот счет просветил. Он сказал, протяжнее читай, не спеши. Читаю минуту, пять — ничего. Десять минут — ничего. Я на него краешком глаза гляжу, а он мне так рукой машет, читай-читай, не отвлекайся. Ну, я и читаю, а сам так думаю с усмешечкой: Ганнибал-Ганнибал, всех на свете… И неприличная рифма в голову лезет.
— Ганнибал Лектор, — сказал Тимофей. — Теперь я вашу шуточку понял. Что вы не лектор, а просто Ганнибал. Это имя, кстати, меня всегда прикалывало. Типа сначала воевал чувак, а потом лекции читал в академии Генштаба.
— Фильма этого я тогда не видел, — ответил Акинфий Иванович, — таких ассоциаций не было. Думал про Ганнибала-полководца. Даже портрет его вспомнил — в школе репродукция висела в кабинете истории. Молодой бородатый парень… А потом я заметил, что слова понемногу действуют.
— Как?
— А так, что я эту скалу с рогами уже совсем по-другому видеть стал. В ней угроза появилась. И мощь. Я догадывался, конечно, что сам себя завожу, но поделать ничего не мог. Потом страшно стало. А что, если и правда какой-нибудь бог явится? Что делать буду? И тогда…
Акинфий Иванович помотал головой из стороны в сторону — словно бы сомневаясь в собственном воспоминании.
— Тогда он и явился.
Акинфий Иванович сказал это без всякого драматизма, но в коше стало тихо. Вдруг сделались различимы странные звуки за стенами — ночные сигналы насекомых, далекие крики птиц. Ночь, в сущности, вовсе не была уютной и нежной. Это ощутили все.
— Что, древний бог? — спросил Иван.
Акинфий Иванович кивнул.
— Он что, перед вами из скалы вышел?
— Нет. Началось с самых обычных мыслей. Сперва у меня в голове словно щелкнуло, и я понял, что Ганнибал носил шлем с двумя рогами, чтобы походить на своего бога. А до этого такую же каску носил Александр Филиппович Македонский. «Джентльмены удачи» смотрели?
— В детстве, — ответил Тимофей. — Каску помню, да.
— А почему он ее надел? — вопросил Акинфий Иванович. — Потому что был человек понимающий и знал, кто дает удачу и за что. Его не зря называли «Александр Двурогий». Почти как Баала с карфагенской горы. В те времена все серьезные пацаны были в теме — вот только Александру времени не добавили, а наоборот. Наверное, в чем-то ошибся. Или самого в жертву принесли… Я так еще важно это помыслил, будто сам в теме был. И тут я его и увидел.
— Баала?
— Его. Он, правда, не представился. Но выглядело серьезно. Словно бы такой… воин в доспехах из света. Наверное, я потому это подумал, что вспоминал про Ганнибала и Александра. Но особых подробностей я не разобрал — свет был такой ослепительный, что поначалу я не мог нормально смотреть. Вот как если бы из солнца вырезать фигурку — смогли бы вы ее разглядывать? Различил только два рога, завернутых вниз — из них самый яркий свет и бил. Вернее, не из рогов свет, а сами рога из света. Понимаете?
— Как-то не очень.
— Ох, как бы вам объяснить… Если вы в игры всякие играете — представьте, что такой супермен, у которого на голове два реактивных двигателя, и они его держат в воздухе. Его изображали двурогим, но это на самом деле не рога, просто древнему человеку такое сравнить было не с чем, кроме как с бараном. Но это и не двигатели, конечно. Сравнение не лучше. Скорее воронки из света… Вихри…
— А другие его тоже видели? — спросил Тимофей. — Джигиты эти?
— Не думаю. Это был… Сон наяву, что ли. Но до того отчетливый, что я даже скалу эту видеть перестал.
— Ослепли?
— Нет. Просто этот двурогий и сияющий все мое внимание захватил. Но при этом он не то чтобы болтался передо мной в воздухе. Нет, он оставался в каком-то своем мире. Совсем ином. Я только после этого допер, как такое бывает — кому-то явление Божьей матери в небе, а никто рядом ее не видит. Потому что Богоматерь не в небе появляется, а в уме. Понятно?
— Понятно. А Жорес заметил?
— Что-то он почувствовал, потому что от костра быстро так отошел и глаза ладошкой прикрыл. Но видел ли он то же самое, сказать не могу… А потом бог со мной заговорил.
— На каком языке?
— Вообще не словами. Меня как будто к компьютеру подключили — я за секунду очень много нового узнал… Причем не так, как бывает, когда один человек другому что-то объясняет и тот постепенно врубается. Нет. Как будто меня впустили в такое пространство, где все эти вещи…
Акинфий Иванович замялся, подыскивая выражение.
— Висят в воздухе, — подсказал Валентин.