Читаем Искусство легких касаний полностью

Вероятно, эта женщина как-то связана либо с генералом Изюминым, либо с эсесовцами на снимке. Первое вероятнее (скорей всего, это приморский роман) но учесть следует оба варианта. Генерал, скорее всего, заложил книгу на важном месте — и заодно спрятал в ней памятную фотографию.

Интерес Голгофского привлекает композиция снимка. Беседка и неведомая Альбина смещены к его краю — а в геометрическом центре какие-то далекие корпуса на самом краю моря. Кажется, трехэтажный пансионат с мозаикой на стене. Вокруг — не слишком вписывающиеся в черноморский ампир сельскохозяйственные пристройки.

На снимке видна достаточно характерная линия берега, и после корпения над интернет-картами сухумской зоны Голгофский устанавливает точную геолокацию. Дом на берегу вроде бы сохранился, но место выглядит запущенным. Беседка на снимке уже не видна.

Голгофский оставляет сухумский след на будущее — и переключается на Норвегию.

По адресу, записанному в трактате про «Аненербе» (указан даже почтовый индекс) действительно проживает некий Курт З. Это глубокий старик, долго работавший в Балете телевидения ГДР, а потом, после объединения Германии — на культурной программе берлинского радио. Другой информации о нем нет.

Голгофский решает связаться с ним, пока тот еще жив. Готовясь к встрече, он смотрит записи выступлений Балета телевидения ГДР, затем читает материалы культурных программ берлинского радио, а потом перечитывает культурные программы берлинского радио под музыку Балета телевидения ГДР.

«Вниманию будущих исследователей, — отмечает Голгофский в непонятной уверенности, что кто-то пойдет по его стопам, — вместо Балета телевидения ГДР достаточно будет посмотреть последние клипы Раммштайна — но я, к сожалению, набрел на этих генетических дублеров слишком поздно».

Когда немецкая культурная смесь начинает лезть у Голгофского из ушей, он решает, что готов к контакту.

Он пишет Курту З. письмо — но по зрелом размышлении понимает, что отправлять его нельзя: вряд ли Курт З. афиширует свое прошлое. Письменный запрос или телефонный звонок могут его спугнуть, и потом информатора будет не разговорить.

Голгофский летит в Норвегию лично.

Курт З., надо сказать, устроился неплохо. Он живет на берегу фьорда в красном деревянном доме на сваях. У дома большая открытая терраса — когда Голгофский выходит из машины, ветеран «Аненербе» сидит именно там, кутаясь в плед. У него седая борода и румяное лицо любителя сауны.

Голгофский говорит по-английски с небольшими вкраплениями немецкого. Он объясняет Курту З., что работает над книгой про Балет телевидения ГДР — и хочет задать несколько вопросов. Курт З. благосклонно кивает и приглашает Голгофского в дом.

На стенах в гостиной висят большой радужный портрет Элтона Джона, фото Обамы в Берлине и постер немецкой партии Зеленых. Все тайные нацисты, думает Голгофский, несчастны по-разному, но маскируются одинаково.

Курт З. спрашивает, как будет называться книга Голгофского. У того уже готов ответ: монография «Балет телевидения ГДР как ультимативная манифестация немецкого духа» (здесь Голгофский продлевает в будущее свою мысль насчет немецкой философии и «Аненербе», как бы надевая на один елочный шпиль другой, действительно окончательный). Курт З. хмурится и просит пояснить, что имеется в виду.

Голгофскому приходится импровизировать — но он не зря столько дней готовился к встрече.

Сперва он вспоминает немецкое название Балета телевидения ГДР — «Deutsches Fernsehballett». Буквально, рассуждает он, это переводится как «балет немецкого дальновидения», что можно и нужно рассматривать как центральный гештальт современных немецких медиа и общую метафору всей послевоенной германской культуры, западной и восточной. В наиболее полной форме это относится, конечно, к средствам массовой информации; Курт З. служил и в балете, и в новых немецких медиа — и как никто другой способен подтвердить или опровергнуть догадки автора.

Курт З. хмурится сильнее — и просит объяснить, что Голгофский имеет в виду, говоря о медийном гештальте.

Голгофский пускается в длинные рассуждения: ссылается на неизбежного Шпенглера и проводит аналогию: балетные па и антраша, дизайн костюмов и общая энергетика «Deutsches Fernsehballett» полностью отражены в практиках современных немецких СМИ.

Курт З. требует привести пример. Вот, пожалуйста, отвечает Голгофский, совсем недавний случай: опозорившись с фейковым журналистом, много лет публиковавшим поддельные новости, немецкий журнал начинает бойко разоблачать сам себя, торгуя уже не фейковыми новостями, а раскаянием и рассказами о том, как глубоко и безнадежно он пал. А когда с позора снят весь морально-финансовый навар, опять начинается business as usual.

Перейти на страницу:

Все книги серии Единственный и неповторимый. Виктор Пелевин

Любовь к трем цукербринам
Любовь к трем цукербринам

Книга о головокружительной, завораживающей и роковой страсти к трем цукербринам.«Любовь к трем цукербринам» заставляет вспомнить лучшие образцы творчества Виктора Пелевина. Этой книгой он снова бьет по самым чувствительным, болезненным точкам представителя эры потребления. Каждый год, оставаясь в тени, придерживаясь затворнического образа жизни, автор, будто из бункера, оглушает читателей новой неожиданной трактовкой бытия, в которой сплетается древний миф и уловки креативщиков, реальность и виртуальность. Что есть Человек? Часть целевой аудитории или личность? Что есть мир? Рекламный ролик в планшете или великое живое чудо? Что есть мысль? Пинг-понговый мячик, которым играют маркетологи или проявление свободной воли? Каков он, герой Generation П, в наши дни? Где он? Вы ждете ответы на эти вопросы? Вы их получите.

Виктор Олегович Пелевин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Тайные виды на гору Фудзи
Тайные виды на гору Фудзи

Готовы ли вы ощутить реальность так, как переживали ее аскеты и маги древней Индии две с половиной тысячи лет назад? И если да, хватит ли у вас на это денег?Стартап "Fuji experiences" действует не в Силиконовой долине, а в российских реалиях, где требования к новому бизнесу гораздо жестче. Люди, способные профинансировать новый проект, наперечет…Но эта книга – не только о проблемах российских стартапов. Это о долгом и мучительно трудном возвращении российских олигархов домой. А еще – берущая за сердце история подлинного женского успеха.Впервые в мировой литературе раскрываются эзотерические тайны мезоамериканского феминизма с подробным описанием его энергетических практик. Речь также идет о некоторых интересных аспектах классической буддийской медитации.Герои книги – наши динамичные современники: социально ответственные бизнесмены, алхимические трансгендеры, одинокие усталые люди, из которых капитализм высасывает последнюю кровь, стартаперы-авантюристы из Сколково, буддийские монахи-медитаторы, черные лесбиянки.В ком-то читатель, возможно, узнает и себя…#многоВПолеТропинок #skolkovoSailingTeam #большеНеОлигархия #brainPorn #一茶#jhanas #samatha #vipassana #lasNuevasCazadoras #pussyhook #санкции #amandaLizard #згыын #empowerWomen #embraceDiversity #толькоПравдаОдна

Виктор Олегович Пелевин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
iPhuck 10
iPhuck 10

Порфирий Петрович – литературно-полицейский алгоритм. Он расследует преступления и одновременно пишет об этом детективные романы, зарабатывая средства для Полицейского Управления.Маруха Чо – искусствовед с большими деньгами и баба с яйцами по официальному гендеру. Ее специальность – так называемый «гипс», искусство первой четверти XXI века. Ей нужен помощник для анализа рынка. Им становится взятый в аренду Порфирий.«iPhuck 10» – самый дорогой любовный гаджет на рынке и одновременно самый знаменитый из 244 детективов Порфирия Петровича. Это настоящий шедевр алгоритмической полицейской прозы конца века – энциклопедический роман о будущем любви, искусства и всего остального.#cybersex, #gadgets, #искусственныйИнтеллект, #современноеИскусство, #детектив, #genderStudies, #триллер, #кудаВсеКатится, #содержитНецензурнуюБрань, #makinMovies, #тыПолюбитьЗаставилаСебяЧтобыПлеснутьМнеВДушуЧернымЯдом, #résistanceСодержится ненормативная лексика

Виктор Олегович Пелевин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги