Искусство Ленинграда январь 1991

Я забыл,
             что такое любовь.
Не любил я, а просто трепался.
Сколько выпалил клятвенных слов!
И не помнил, когда просыпался.

Но однажды,

                   прижатый к стене
Безобразьем, идущим по следу,
Словно филин, я вскрикну во сне,
И проснусь,
                 и уйду,
                            и уеду,
И пойду, выбиваясь из сил,
В тихий дом, занесенный метелью,
В дом, которому я изменил
И отдался тоске и похмелью...

Поздно ночью откроется дверь.

— Бес там, что ли, кого-то попутал
У порога я встану, как зверь,
Захотевший любви и уюта.

Побледнеет и скажет:

                                 — Уйди!
Наша дружба теперь позади!
Ничего для тебя я не значу!
Уходи! Не гляди, что я плачу!
Ты не стоишь внимательных слов,
От измен
              ты еще не проспался,
Ты забыл, что такое любовь,
Не любил ты, а просто... трепался!

О, печальное свойство в крови!

Не скажу ей: «Любимая, тише»,
Я скажу ей: «Ты громче реви!
Что-то плохо сегодня я слышу!»

Все равно не поверит она,

Всем поверит, но мне не поверит,
Как надежда бывает нужна,
Как смертельны бывают потери.

И опять

            по дороге лесной,
Там, где свадьбы, бывало, летели,
Неприкаянный, мрачный, ночной,
Словно зверь, я уйду по метели...
1962

Публикация Эдуарда Шнейдермана

МУЗЫКАЛЬНЫЙ ПЕТЕРБУРГ В ПАМЯТИ ПОЭТА

К 100-летию со дня рождения О. Э. Мандельштама

БОРИС КАЦ

Л. Зельманова. Портрет О. Э. Манделыитама. 1914

«Всё перепуталось, и сладко повторять...»

Строка стала уже хрестоматийной, а потому легко отламывается от цельного кристалла стихотворения, становится расхожей цитатой, гуляет в обиходной (интеллигентской, разумеется) речи, применяется кстати и некстати, и уже не всякий ее произносящий помнит, у кого и где «всё перепуталось» и что именно «сладко повторять».

Вот и я сейчас, глядя сквозь этот прозрачный обломок на то, что называется «текущей культурной жизнью», думаю (вслед за многими), что в ней «всё перепуталось» и что издателям стало особенно «сладко повторять» сказанное (то бишь напечатанное) лет 60—80 назад, а позже забытое, обруганное, запрещенное... Сладость повторения понятна, и слава Богу, что повторяют: перепечатки, репринты, переиздания, будем надеяться, лишними не окажутся. Ну а то, что «всё перепуталось» и возникает даже некоторая толкучка (кто кого опередит в благородном деле возрождения культуры), так это, видимо, неизбежно, хотя, признаться, отчасти и смущает. Смущают и праздничные фанфары по поводу очередного возвращения той или иной изгнанной некогда ценности. С одной стороны — как не радоваться! А с другой — потише бы, что ли? Уж больно деликатная эта церемония — восстановление порушенных вандалами надгробий; некоторая эмоциональная сдержанность ей, на мой вкус, не помешала бы...