– Амур её окоротил, – засмеялся польщённый отзывом знатока юноша: Макр разбирался в поэзии получше многих.
– Напрасно ты не пошёл с нами к Мессале, – вспомнил Макр. – Было высказано много любопытных мыслей о стихотворных размерах.
– Дела не позволили, – замялся Назон.
– Я думал, что главное дело для тебя литература. – Приду в следующий раз.
– В следующий раз тебя не станут слушать. Приехал Проперций. Он только что вернулся из Афин, и его нынче ждут у Мессалы.
Назон ахнул. Проперций, блистательный элегический поэт, украшение современной литературы, был для всякого любителя поэзии полубогом. Увидеть Проперция, послушать его стихи, и, кто знает, может быть прочесть свои – возможна ли подобная удача!
– Макр, если ты возьмёшь меня сегодня к Мессале, я сделаюсь благодарен тебе на всю жизнь. – Я ведь и сам зван только как сын своего отца, – вздохнул Макр. – Но не в моих силах отказывать одарённому человеку, растрачивающему свой талант на пустяки и побрякушки. – Он намекал на элегии Назона – Пойдём. Быть может, общение с серьёзными литераторами тебя образумит.
При виде величественного атрия в доме сенатора Мессалы, полного важных гостей, Назон оробел. В самом деле, кто он такой, чтобы врываться без зова в столь знатный дом? Даже Макры, отец и сын, уважаемые в литературных кругах учёные люди, здесь, среди цвета аристократической молодёжи, держались совсем незаметно. Куда ему со своими игривыми стихами! Назону было свойственно то уничижаться, презирая свои стихи и в отчаянии честя себя бездарью, то превозеносить их до небес, мня себя великим поэтом.
Все трое скромно остановились у колонны. Назон чувствовал себя неловко: если бы не надежда увидеть Проперция, он, пожалуй, сбежал бы.
– Вот Сульпиция, – шепнул Макр, указывая на строгую матрону, обильно увешанную украшениями. « Где, которая? « – оживился Назон.Сульпиция, знатная женщина, была известной поэтессой. Заметив любопытные взгляды молодых людей, она величаво отвернулась, всем своим видом показывая, как недосягаемо далека от толпы, как презирает чьё-то внимание, и проследовала мимо.
Молодой хозяин, проходя , любезно приветствовал старика Макра и кивнул его сыну. Воспользовавшись случаем, Макр представил Овидия как подающего надежды молодого поэта. Мессала, кивнув, тут же отошёл: хозяину было сейчас не до второстепенных литераторов, раз ждали самого Проперция. Парадная столовая, в которой расположилось общество любителей поэзии, ослепляла роскошью: отделанный золотом и слоновой костью потолок поддерживали колонны цветного мрамора; пол был устлан затканным цветами ковром, а стены искусно разрисованы плодовыми деревьями с румяными яблоками на ветках, так что складывалось впечатление, будто они сидят в саду. Посреди красовался огромный круглый стол из драгоценного «цитруса», – красно-коричневый, полированный, с прихотливой игрой жилок в древесной ткани. Вокруг него стояли ложа; их огибал полукругом ещё один стол, узкий и длинный, уже с сиденьями, так что места хватило всем. Назон и молодой Макр поместились с краю и держались так смиренно, что слуги даже обносили их кушаньями.
Впрочем, за столами толковали не о поэзии, а о том, кого изберёт Владыка в мужья своей единственной дочери. Вопрос был государственной важности и заботил многих, поскольку у Августа не было сыновей и, стало быть, отсутствовал наследник власти; неокрепший миропорядок мог в одночасье рухнуть.Обсуждали также утреннюю церемонию на Капитолии, – главным образом, высказывания консула Марцелла Эзернина, и то, что жертвенный бык, не желая подставлять голову под молоток, вырвался из рук служителей, что было плохой приметой. Впрочем, едва речь коснулась завтрашних ристаний, мужчины, позабыв о государственных делах, парфянах, зловещих приметах и литературе, с жаром принялись обсуждать достоинства жеребцов. Если бы не появление кабана на блюде, и следом целого стада поросят; если бы не тарентские устрицы и родосский осетр, разговор так и увяз бы в конюшне. Раздавшаяся кстати сладкозвучная музыка заглушила чавканье, рыганье и другие нежелательные звуки, производимые гостями.
– Эй, малый! – дёрнул за подол пробегавшего мимо слугу проголодавшийся Назон. – Дай нам чего-нибудь поесть. – Окинув его равнодушным взглядом, слуга прошмыгнул мимо. Назон был сильно раздосадован.
– Голод полезен поэтам, – хмыкнул Макр. – Эпическим, как ты, может быть , но не сочинителям элегий.
После ещё одной просьбы им всё-таки принесли нечто на блюдце.