Длинные пальцы художника пробежались по моим топким складкам и спустились вниз по бокам моих бедер.
– Я хочу целовать все эти прекрасные места, – провел пальцем Самир по изгибу моего живота, по моим ключицам, – только нам лучше прилечь.
Я позволила ему взять себя за руку и подождала, пока он откинул одеяло. А потом мы легли, я перекатилась к нему ближе, наши тела соприкоснулись, и я издала самый тихий, самый нежный из звуков, прижимаясь к нему все сильней.
– Господи, Оливия! – задышал чаще Самир; его руки уже гладили мою спину и бедра, а губы скользил по рту, подбородку, плечам. – Я узнал тебя сразу, в ту же минуту, когда увидел в доме у Ребекки, – потерся носом о мой подбородок Самир. – И с тех пор не переставал о тебе думать.
– Я тоже, – призналась я и, толкнув парня на спину, посмотрела ему в лицо и поцеловала в губы. Сначала нежно, а потом все крепче и глубже, водя руками по его груди, ребрам, животу, пока пальцы не зарылись в заросли, пылающие жаром. – Только я пыталась себя убедить, что мне не следует о тебе думать.
– А я думал, что мне не следует, – Самир сжал мои груди, поцеловал и одну, и другую, поцеловал живот и снова в губы. И я осознала, что больше ничего не соображаю. Я тонула, утопала все глубже в его поцелуях, в его руках, в желании узнать каждую клеточку его тела. И позволяла ему изучать все мои выпуклости и ложбинки, доверившись ему полностью и без оглядки. А взамен позволяла своим пальцам путешествовать по гребням его тазовых костей, по саванне его широкой, мощной спины, по хребту его позвоночника вверх, в лес красивых и длинных кудрей.
А потом мы уже ждать не могли. И слились в диком, свирепом экстазе, не переставая целоваться в такт толчкам. Наши руки переплелись, тела стали скользкими и липкими.
А когда мы насытились и замерли, Самир еще долго лежал на мне. И я, слушая, как замедляется его сердце – в унисон с моим – теребила руками его волосы, вдыхала их запах и наслаждалась им. И этим мгновением огромного, неподдельного счастья. Самир попытался пошевелиться, но я лишь крепче его обхватила:
– Погоди. Не сейчас.
Он приподнялся на локтях:
– Я не хочу тебя раздавить.
– А мне так нравится.
– Нравится? – усмехнувшись, Самир убрал волосы с моих глаз. – Да ты скоро превратишься в настоящую британку!
– Ну, меня же воспитала моя мама.
Его плоть слегка вошла в мое лоно, и оно отозвалось эхом остаточных спазмов.
– Я не могу поверить, что ты здесь, со мной.
– Я тоже.
Самир чуть отодвинулся и натянул на нас одеяло – в комнате уже стало довольно прохладно. И, как многие влюбленные во все времена, мы снова переплелись телами; моя голова угнездилась во впадине его плеча, а руки Самира обвились вокруг моей спины.
– А если бы я говорила не как британка, за кого бы я сошла?
– За американку.
– Даже если без малейшего акцента?
– Это невозможно. От американского акцента не избавиться.
– Звучит неутешительно.
Самир рассмеялся:
– Мне очень нравится одна типичная американка.
– Гм, – мое тело полностью расслабилось. – Мне не хочется вставать. Вот так лежала бы и лежала. Всегда.
Пальцы Самира зарылись в мои волосы, и я, счастливая, опять слегка «поплыла». Но, как частенько бывает в подобный момент, в мой мозг внезапно вклинилась сторонняя мысль.
– Подожди! – повернулась я, чтобы взглянуть на Самира. – Мы же читали ту книгу десять лет назад…
– О чем ты говоришь? И кто – вы?
– Мы с мамой. У нас был «клуб книголюбов» на двоих. И заглянуть за картину с пашой меня побудила книга об Индии, которую мы с мамой когда-то читали. Там был один абзац… я любила читать его вслух. И меня поразили все эти совпадения – молодой принц, белый персидский кот, башмаки с загнутыми мысками…
Самир подложил руку под голову, и мое внимание мгновенно переключилось на его бицепсы, черные волосы под мышкой и…
Я потрясла головой:
– Мама явно побывала здесь, в Англии, в усадьбе с тех пор. Похоже, она оставила все эти подсказки недавно…
– Ты же догадалась, что мать подвигла тебя на поиск сокровищ. Значит, она вполне могла сюда наведаться.
– Да, но когда? Я не знала, что мама уезжала из Америки.
«Я бы это заметила», – подразумевала я. Я виделась с мамой пару раз в неделю.
– Ты сама могла быть в отъезде в тот момент – в командировке или в отпуске.
Я закрыла глаза:
– Верно. А мама могла разговаривать по телефону и отсюда.
– Почему ты так разволновалась из-за этого?
– Не знаю, – помотала я головой, снова ощутив прилив сильных эмоций. – Пожалуй, мне хотелось бы, чтобы мама мне просто все рассказала. Чтобы мы смогли все обсудить, и я бы сейчас знала, что делать.
Самир притянул меня к себе. Кожа к коже, его щека на моих волосах…
– Наверное, у твоей матери были свои соображения. И на то имелась причина.
– Наверное.
Скольжение его обнаженного бедра по моей коже быстро воспламенило мое естество. Плоть снова затрепетала. Я провела рукой по животу Самира, ниже, по его бедру, потом вокруг пупка.
– По-моему, мне сейчас не до этого. Похоже, я устала размышлять над всеми этими загадками.
Пальцы Самира проследили за изгибом моей груди. Моя кожа запылала.
– Я с радостью помогу тебе о них забыть…