Искусство наступать на швабру

Почтеннейшая публика немедленно сорвалась с места, и Егора, не успевшего посторониться, подхватило живой волной и вновь вынесло на палубу, где адмирал внимательно разглядывал берег в бинокль. Гераклов приплясывал на месте, как боевая лошадь на плацу.

— Ну, и где же сепаратисты? — нетерпеливо вопрошал он, водя взглядом вдоль берега.

— Да вот же они, под рекламным щитом «Test the West». Вон там, — показал пальцем Егор.

— Евтихий Федорович, можно на минуточку ваш бинокль? — попросил Гераклов. — A-а-а, — уже повеселее протянул политик. — Да нет, дорогой мой, видишь на них погоны? Это не сепаратисты, это наши.

— Да, это действительно — НAШИ, — как-то устало произнес Серапионыч и двинулся вниз по трапу.

— Что? Не понял! Что он имел в виду? — засуетился Гераклов. Но никто ему не отвечал.

* * *

Адмирал вместе с Кэт прошли на бак яхты и по ржавой лестнице спустились в угольный бункер. Здесь в самом заду «Инессы» и обитал журналист Ибикусов. Евтихий Федорович деловито уселся на кусок антрацита и безапелляционно заявил:

— Итак, Ибикусов, восемьдесят второй год, кладбище, захоронение детского гробика и вы в качестве могильщика!

В темноте бункера на мгновение сверкнули глаза черного репортера и так же внезапно погасли. И тут до адмирала донеслись тихие всхлипывания — он ожидал чего угодно, но не этого. Человек, всю свою жизнь писавший о страданиях и смерти, плакал. Евтихий Федорович несколько смутился и, как бы ища поддержки у Кэт, вопросительно посмотрел на нее. Радистка стояла, переминаясь с ноги на ногу. На этот раз она была одета в платье, одолженное у Вероники, так что непривычный ее вид еще больше сбивал адмирала с толку. К тому же, по-своему истолковав взгляд Евтихия Федоровича, она сказала:

— Да нет, ничего, не беспокойтесь, я постою.

Адмирал окончательно смутился — не предложил даме сесть. Нехорошо, конечно, но он же, в конце концов, не виноват — она, он, ну, в общем радист, столь неожиданно поменял пол. И привыкнуть к этому в одночасье трудно. A вдруг она опять вздумает его поменять — тогда что? Да, вот времена-то настали. Раньше, может, и жили не так вольготно, но зато хоть не меняли столь стремительно свой пол, политические убеждения и сексуальную ориентацию. Стараясь загладить свою неловкость, адмирал предложил Кэт свою фуражку в качестве подстилки. Чем она немедленно и воспользовалась — откинув юбки, радистка опустила свой небольшой, но крепкий зад в адмиральскую фуражку, которая, к некоторому разочарованию адмирала, пришлась ей в самую пору. Свою досаду он решительно обрушил на еще всхлипывавшего Ибикусова:

— Хватит, Ибикусов дурака валять, давайте-ка выкладывайте все, как на духу.

— Что выкладывать-то? — неуверенно спросил бесстрашный журналист, продолжая шмыгать носом. — Вам, похоже, и так все известно.

— Успокойтесь, Ибикусов, — вступила в разговор Кэт. — Вот возьмите носовой платок. Высморкайтесь и расскажите нам все, как было. Хорошо? A платок можете оставить себе.

Ибикусов тяжело вздохнул и заговорил: