— Вас многие не любят, вам завидуют. Часто ли вам приходится бороться с нелюбовью к себе, обусловленной прежде всего тем, что вы чего– то в своей жизни добились?
— В своем окружении, среди тех, с кем я общаюсь часто, я этого не замечал. Не замечал ни противостояния тому, что я делаю, ни зависти к успехам. Напротив, когда возникали трудности, когда одному невозможно было сопротивляться, я всегда находил поддержку.
— Газета «Совершенно секретно» в статье «Наш Абрамыч» отметила, что одно из основных ваших личностных качеств — это способность просчитать многоходовку. Какое максимальное количество ходов вам в своей жизни удавалось просчитать?
— Цифрами ответить не могу по той причине, что не считаю себя человеком рациональным. Я человек эмоциональный и руководствуюсь ощущениями, а не просчетами ходов. Затрудняюсь сказать, какие козни и на сколько ходов я выстраиваю против своих оппонентов. Я действую в силу своего собственного представления о том, что такое хорошо и что такое плохо.
— Кто из известных истории политических и государственных деятелей вызывает у вас наибольшее уважение?
— В российской истории наибольшее уважение у меня вызывает Александр II. Хотя он не особо ярко освещен в новейшей истории, но это именно тот человек, который позволил России существенно продвинуться вперед…
— Его считают слабым…
— Это так трактуется историей. Его сила была как раз и в его слабости, и в его либерализме. А из мировых политиков мне ближе всего по восприятию, наверное, Киссинджер. Он пытался построить мост взаимопонимания между очень различными людьми. При этом то, что он делает в последнее время, мне сильно не импонирует, в част-
ности его позиция по расширению НАТО. Думаю, что это катастрофическая ошибка. Но в прежнее время, по-моему, более удачное для Киссинджера как для человека, он проявлял очень много здравого смысла. note 10
— А вы чего-нибудь боитесь в своей жизни?
— Я очень боюсь неожиданных звонков, касающихся членов моей семьи. В этом я очень похож на свою мать. Она тоже всегда боялась, когда ей неожиданно звонили и выясняли что-то обо мне: она каждый раз думала, что со мной что-то случилось. Это, пожалуй, главное, чего я боюсь.
6 мая 1997 г. Аргументы и факты, Москва
БЕРЕЗОВСКИЙ: Как я могу себя охарактеризовать? Считаю, что демократия действительно лучше диктатуры. Когда у меня появилась семья, двое детей, я учился в аспирантуре, моя жена не работала, и мы жили на стипендию 100 рублей в месяц. Подрабатывал, конечно. Может быть, все это и оказалось той базой подготовки к рыночной конкуренции. Мне не трудно жить в этой экономике, не трудно отвечать за самого себя.
17 июня 1997 г. Коммерсантъ-Daily, Москва
Год назад закончился первый тур президентских выборов. Перед вторым
туром далеко не все было ясно. Новая президентская команда провела
грандиозную работу, в результате которой была обеспечена победа
Бориса Ельцина. О том, как это было сделано, Борис Березовский
рассказывает обозревателю еженедельника «Коммерсантъ»
Наталии Геворкян.
Коммерсантъ: Вы как-то сами определили свою роль в политике, сказав, что занимаетесь спецпроектами. Думаю, без особой натяжки можно начать с президентской кампании прошлого года. С какого именно момента? БЕРЕЗОВСКИЙ: Наверное, с Давоса в феврале 1996 года. Вернее, с выступления Зюганова. Я тогда поймал себя на мысли, что очень хорошо помнил все те слова, которые он произносил. Всю эту околесицу, лишенную смысла, логики. Мне казалось, что все это безвозвратно осталось в прошлом, что всеми жизнями за коммунистический эксперимент уже заплачено. Но самым шокирующим был энтузиазм, с которым ему внимали крупные западные бизнесмены и политики. Они уже сделали свою ставку. Исторический опыт им ничего не подсказывал.
— Легенда гласит, что ваши эмоции в Давосе оказались сильнее известной всем вражды с Гусинским?
— Это правда. Я вернулся в свой номер в гостинице Sun Star Park Hotel, снял трубку и позвонил Володе Гусинскому. Надо признаться, он немедленно откликнулся на мое предложение встретиться и пого-