Разбегаться перед замёрзшей среди снега проталиной, а потом, балансируя руками, прокатиться по её выглаженной сотнями ног поверхности, приучил меня, много лет назад, отец. Зимой мы с ним часто прогуливались после работы. Я дожидалась его во дворе и радостно летела навстречу. Он подхватывал меня с разбега: ловкий, сильный, такой красивый, что женщины замирали, встретившись с ним взглядом, и мы отправлялись в угол двора под голыми клёнами поваляться в снегу.
Если к нам выходила мама, ей тоже немного доставалось, но она была зябкой и быстро прекращала всю эту снежную возню. Потом мы катались на укатанном тротуаре и она ревниво, но молча, отмечала каждый женский взгляд в папину сторону. Он был очень хорош собой: светловолосый, голубоглазый, с сияющей улыбкой ровных белоснежных зубов и крутыми пепельными бровями, сросшимися на высокой переносице. Отец был так любовно заботлив и внимателен к нам, что мамина ревность, вернее всего, не имела серьёзных оснований. Я не знаю, правильно ли это моё предположение. И уже не узнаю. Никогда.
***
Я обычно умею угадать опасность. Интуиция — это то, что развивается независимо от других способностей и талантов, и я сразу поверила своему похолодевшему затылку, когда заметила огни сзади, на пустой дороге. Да, мы, кажется, покатались! Мой маленький невинный каприз собирается вылиться в большое приключение. Иногда я самопроизвольно притягиваю к себе неприятности и мне остаётся только ругать себя за небрежность.
Машин было две и они имели к нам самое непосредственное отношение. Одна попыталась обогнать нашу девятку. Я только успела ощутить знакомое покалывание между лопатками, а она уже начинала прижимать нас к хлипкому бордюру над рекой.
— Дан! Это что, твои знакомые?
— Нет… Не знаю! Тина, будь внимательна, пожалуйста! Держись крепче…
Дан резко затормозил и попытался развернуться с ходу, но у него ничего не вышло. Наши преследователи чуть проскочили по шоссе дальше, и, пока мы, потеряв драгоценное время, направлялись назад к городу, тоже стали разворачиваться.
Влипли! До города километров тридцать, шоссе пустое, а справа — поле.
— На поле не сворачивай, Дан, ни в коем случае! Там есть оросительные борозды, мы в них застрянем.
— Знаю… Не волнуйся… Тина, трубка… Звони! Господи, воля твоя!.. Ах ты гад…
Чуть погодя, он отпустил пару непечатных выражений, и прибавил газу. Я схватилась за мобильник. Кому позвонить? Время — второй час ночи, суббота… Только Маго!
Он ответил почти сразу и я, не теряя времени, быстро изложила основную суть.
— Сейчас, Тина… Продержитесь хоть минут пятнадцать-двадцать, не давайте себя зажать. Уже едем…
Двадцать минут… Легко сказать! Ну какого чёрта, я вдруг 'разгулялась'? И почему не поехали на моём рено? Девятка против мерсов как синица у ворон под ногами. Правда, водитель Дан куда более искусный, чем я!
— Дан, слева… Тормози!
Когда уходить стало некуда, он всё же свернул в поле. Лететь в реку с откоса шестиметровой высоты, конечно, было бы хуже, но пахота даже подмёрзшая, замедляла ход. Мы ещё немного попетляли, но задний мерс поддал нам 'леща', и мы всё-таки попали в чёртову борозду. Когда девятку стало переворачивать, Дан бросил руль и, распластав меня по сиденью, навалился сверху, намертво вцепившись в железные края рамы руками. Когда успел? — подумала я и мы перевернулись через голову, пару раз — боком, а потом ещё юзом проехались на крыше. Рук он так и не разжал и мне пришлось бить его по пальцам, чтобы вытащить наружу.
— Дан, всё! Всё кончилось, они уезжают!.. Ты слышишь меня? — кричала я: Всё! Очнись, Дан!
При свете почти полной луны я хорошо видела его лицо с закрытыми глазами. Мерсы уже скрылись за пригорком, а со стороны пригородного посёлка неслось с полдесятка сигналящих на все лады ярких огней.
— Дан, очнись! Всё кончилось, скоро будет помощь. Дан, прошу тебя, держись! — у меня сорвался голос и появилась противная ватная слабость во всём теле.
Голова у него моталась из стороны в сторону, в углу рта показалась кровь. Потом тонкой струйкой полилась на подбеленную инеем мёрзлую траву.
— Господи, Боже! Дан, не умирай! Только не умирай… Сейчас подъедет Маго и всё будет хорошо! Мы отвезём тебя в больницу и найдём помощь! Тебе обязательно помогут, потерпи! Ты же такой крепкий и сильный, ты умеешь выживать, Дан, миленький! — причитала я, с ужасом вспоминая его незаживший бок: Ну, соберись, сделай над собой усилие! Умоляю, помоги мне тебя спасти! Я тебя вытащу и поставлю на ноги! И всё у нас будет, обещаю: всё, что ты захочешь! Обещаю тебе, милый, хороший мой! Клянусь! Дан, очнись! Ну, пожалуйста, открой глаза!
Он открыл глаза и даже при бледном лунном свете они были непередаваемо глубокими и синими.
— Тина, прошу тебя… Алексо…
— Вот так… Всё хорошо, мальчик, всё хорошо… Милый, всё хорошо! Не напрягайся! И не разговаривай, береги силы. Не беспокойся ни о чём, помощь уже близко!
— Алексо, Тина… Возьми его.