Теперь то же самое, что и в начале с Кореей, назревает в Германии. Опять пошли разговоры о возможном объединении. И если американцы отдадут какой-нибудь лакомый кусок Советам за мирный договор, который в июле этого пятьдесят пятого года, собираются заключить в Женеве, новое руководство СССР в лице оригинального лидера Никиты Хрущева, может сделать ответный подарок. Но одно дело, это намерения Хрущева, а другое — планы деятелей с Лубянской площади, которым личность Никиты крайне не нравиться, и у которых совершенно иные виды на будущее!
...Я направлялся к Вейланду купить хорошего контрабандного табака. Купюра, которую для меня оставил Морячок, наверняка содержит интереснейшую информацию. У русских все еще не перевились дурные шпионские манеры: я должен засунуть в глаз увеличительный прибор, который используют ювелиры, найти кодовые слова, расшифровать и после этого купюру сжечь! Жечь деньги — это мерзко. Это также отвратительно, как не подать нищему. Поэтому я никогда их и не сжигал, а отдавал нищенке у городских ворот Схрейерсторен. Через неделю на моем счету в Швейцарии возникала сумма в пятьдесят тысяч долларов — ровно столько стоила Вашингтону бумажка в десять гульденов. Это очень хороший бизнес!
Кстати, Николь права — от белых женщин быстро устаешь. Поэтому сегодня я буду дома, но сделаю вид, что меня нет и не пущу Линду.
9.
Автомобиль плавно тронулся с места. Дастин неплохо разбирался в последних моделях: в последнее время в Англии популярностью стали пользоваться автомобильные гонки. В Кембридже с однокурсниками он часто по выходным участвовал в университетских соревнованиях. Конечно, те автомобили не идут ни в какое сравнение с этой машиной! «Хорьх», этого — тридцать третьего года выпуска, был абсолютным произведением искусства! Метров семь в длину, с сидениями из белой кожи, отделкой салона из шести пород дерева и золотом высокой пробы на приборах — автомобиль был похож на таинственный ларец, в котором индийские раджи хранили самые дорогие алмазы. Судя по стоимости машины, друг Его Превосходительства Посла Великобритании — банкир Дейч был из породы людей, которым очень важно, чтобы все видели, что это именно его автомобиль только что остановился у перекрестка, пропуская через дорогу несчастную старушку с бидоном молока!
Что за алмаз хранит банкир в такой шкатулке? Наверное, возит по городу в шикарных нарядах и показывает своим подельщикам и ростовщикам, как еще одну свою драгоценность? Дастин с уважением относился к людям, достигшим такого уровня благосостояния и обладающим таким количеством денег, но все же... Как это пошло, должно быть, каждый день ни в чем себе не отказывать, когда страдают миллионы! Кушать икру с золотых тарелок и наблюдать, как юная красавица умащивает себя дорогими духами. Как грациозно ложится на нежное тело тончайшее французское белье, как томно изгибаясь она подходит к этому старому и потному еврею, от которого дурно пахнет, и подает ему подтяжки! Дастин уже тихо ненавидел того, в чьей машине и к чьей жене он ехал. Может быть, правы нацисты, что не любят евреев? Сколько юных душ и тел вот так запрятано этими ростовщиками в золотые клетки! Мысли о том, что этим юным телам это может очень даже нравиться не приходило Дастину в голову. А уж то, что новой германской власти глубоко наплевать на юные души, развращенные старыми банкирами — их интересуют только банковские счета этих злодеев, юного денди вообще не интересовало. Где-то внутри, под кожными покровами, в самых потаенных уголках молодого, никем еще не использованного тела, резко увеличилась доля частиц, отвечающих за животные инстинкты. Дастин ехал к Лауре! К ЕГО Лауре. Зря, конечно, ехал.
Но машину вдруг резко тряхнуло на повороте и шофер, обернувшись, извинился. А у Дастина сразу все эти мысли куда-то исчезли и появились легкий страх и сомнения в правильности осуществляемых действий. Вообще-то, как джентльмен, он сейчас делал то, что нельзя было назвать неприличным — он ехал по делам. Что же касается мыслей, то с них налогов не берут! Только вот... «Вдруг Лаура окажется не такой прекрасной, как эта машина...Господи, что я говорю. Кажется, приехали». Шофер плавно остановил «Хорьх» и, обойдя машину с передней ее части, открыл Дастину дверь. Дастин даже не заметил, как оказался километрах в десяти от Берлина.
Дом, перед которым остановилась машина, был окружен деревьями и, казалось, утопал в цветах, которые росли повсюду. В саду пели птицы, на усыпанных гравием дорожках, ведущих в глубину сада, камешки лежали один к одному. Вдоль этих дорожек тянулись розовые кусты, а источавшие масляный запах цветы создавали атмосферу французской парфюмерной лавки. В непривычной к таким запахам английской голове, слегка зашумело, стало немного дурно: «Как здесь можно жить? Воняет, как в публичном доме» — подумал он, подходя к парадному крыльцу.