Искусство прозы, а заодно и поэзии

Очень интересная история. По сути, любой живой автор занимается тем же: подбирает для себя подобные обстоятельства, но – чтобы определиться в них своим текстом. Войти с ними, что ли, в отношения. Здесь – ровно наоборот, проход по сложившимся штампам. Неудивительно поэтому, что языком описания в подобных случаях выступает стилизация – примерно соответствующая тому штампу, той фикции, которые выбраны основой псевдонима, виртуальной персоны.

Разумеется, вариант, который употребил Акунин в качестве своего места жизни, известен: некая условная Россия, притом условная настолько, что воссоздавать ее заново ему приходится в каждой очередной книжке (примерно никитомихалковская Россия). Кроме того, виртуалу всего проще работать с чудесами и проч. магиями, на этом, например, стоит фэнтези: так делается не в последнюю очередь и затем, чтобы оттенить мнимость самого «автора» еще большим несуществованием предмета речи (типа Макс Фрай, к примеру).

Ну а далее – чисто производство аппликаций, как на уроке труда в очень младших классах. Ну да, Заволжск, просто название какого-то почтового ящика. Туда же можно запердолить чуточку измененный вариант Нового Иерусалима, переименовав его в Новый Арарат, со всеми имевшими там место переименованиями вроде Острова Ханаана – что заодно позволит употребить и общую топонимику, и природные условия Валаама и Соловков, оставляя при этом объект в пределах того же почтового ящика с секретно-атомным названием Заволжск, да еще и с расположенным под боком несомненно ракетно-ядерным Черным Яром.

Разумеется, и граф Литте, и проч. хренотень по части употребления имен и слов. Бронзовый исполин над рекой и т. п. (и все это Заволжск), а там еще и Чика Зарубин – решительно непонятно зачем понадобившийся, впрочем, как и Ермак Тимофеевич, которому, значит, бронзовый истукан и воздвигнут. Между тем на подобные вдохновенные умопостроения за чужой счет (истукан, например, – это уже какие-то уицраоры, друккарги и дуггуры от Даниила Андреева) ушло уже определенное число страниц, а за счет оного достигнута уже и приличествующая желанию рассказчика основательность.

Тут, соответственно, появляется и Черный Монах, что уж вовсе похабно, а также присутствуют вполне себе аракчеевские поселения, старцы, книжка какая-то по психиатрии, старательно переписываемая на предмет рассуждений и диагнозов, которые уместно превратить в персонажи (в самом деле, отчего б не расписать в лицах диагнозы, если есть склонность?), Лермонтов – по части организации «водяного общества» как прообраза общества богомольцев. Ну и ложками употребляемый Достоевский, которого поэтому явно не упомянуть нельзя. Из него «аллюзии» заимствуются уже настолько килограммами, что гонорар за книгу следует поделить с его наследниками.

А в сумме интересный, между прочим, результат. Россия – это типа то, что придумал Никита Михалков, присыпанное адаптированными до полной кастрации русскими литераторами и украшенное Достоевским, который авторскими утаптываниями и толкованиями переведен на максимально общественнодоступный уровень, так что все его бездны и проч. предоставят обществу приятную изюминку бытия. Таков роковой треугольник Чхартишвили – Акунин – русская проза. В нем есть даже некая общественная весть, суть которой – в том, что не все еще в родных пределах разворовано за десятилетие грабительской приватизации (так бы это констатировали коммунисты).

Конечно, все это – именно употребление чужих фактур, а вовсе не игра с литературными аллюзиями; в случае игры аллюзиями предполагается некий добавочный смысл, а тут они – просто еда для существа, которому задано производить страницы из жизни каких-то недочеловеков: примет реальных существ персонажи книги не имеют, так что избавляться от них возможно практически без объяснений и проч. проблем – это о сюжете, мотивировках и т. п.

Но вот что красиво: и самому виртуальному автору приходится делать голема уже для себя («Алеша поедет, Ленточкин» – сообщается по ходу дела), возлагая на данную сущность задачу расследовать (соответственно – рассказывать) некие происшествия с позаимствованным понятно у кого Черным Монахом. Далее туда поедет следующая фактура в виде знатного фельдфебеля-полицмейстера Лагранжа, далее – выкрест Бердичевский; в его случае заодно будут описаны чуть ли не все его разнообразные дочки, просто Розанов какой-то. Всех их можно запросто перетасовать.

Разумеется, это уже совсем напоминает строительство пирамиды типа МММ, которая в силу своей вымышленности может удержать себя лишь путем привлечения новых участников. Тем более что на ввод каждого очередного персонажа также пойдет определенное количество бумаги; к тому же в описаниях вполне будут уместны заимствования уже даже из путеводителей – по городу К., скажем, вплоть до «светила Носачевского» (видимо, к Чхартишвили попал учебник по математике – Лагранж, Лобачевский…).