Искусство психотерапевта

Эпизод 13. 1 представляет экстремальный случай отстаивания психотерапевтом своей позиции, выполнения ею своих обязательств перед собственным бытием. Все это может показаться провокацией, но с таким пациентом чрезвычайно важно ясно и недвусмысленно высказывать то, что считаешь нужным. Если допустить колебания, то может получиться еще более провокационно. Терри необходим пример кого-то, кто сконцентрирован на своей жизни (взял на себя обязательства за нее). Более того, психотерапевт должна быть готова пойти еще дальше, если пациент не принимает установленных ею границ.

Первая форма обязательств важна еще и в тех случаях, когда чрезвычайно навязчивый пациент пытается вторгнуться в частную жизнь психотерапевта (звонит ему домой очень поздно или подолгу разговаривает, без приглашения приходит к нему домой и т. д.). Конечно, случается необходимость того, чтобы клиент мог обратиться к нам в любое время, но, как правило, это рабочее время или звонок по телефону. Если пациент не находится в кризисе, но чувствует необходимость проверить границы дозволенного, то сам факт того, что психотерапевт имеет эти границы и способен спокойно указывать на них и отстаивать их, может убедить пациента в существовании границ и помочь ему лучше научиться себя контролировать.

Если взглянуть на вопрос с другой стороны, то можно видеть, что есть случаи, когда обязательства психотерапевта перед собственной жизнью вступают в противоречие с законными нуждами пациента. Такими примерами являются болезнь психотерапевта, изменения в его карьере, домашние неурядицы, отпуск и выходные. Если у человека нормальная практика (от 20 до 30 часов в неделю), то постоянно случаются моменты, когда его отсутствие в офисе может иметь нежелательные последствия для одного или нескольких пациентов. Печально, но факт, что первый долг психотерапевта в таких ситуациях – сделать все, что необходимо для сохранения собственного благополучия. Ошибочно считать, что если в работу психотерапевта будет вторгаться понятное негодование пациентов по этому поводу, это сделает его менее способным адекватно обслуживать всех своих пациентов. Из того, что я про это говорил, должно быть ясно, что я ни в коем случае не предлагаю оправдывать тупое пренебрежение нуждами пациентов. Более того, делая выбор, который может неблагоприятно воздействовать на какого-либо пациента, психотерапевт должен принять на себя истинную вину и найти приемлемую форму искупления.

Во-вторых, я беру на себя обязательства перед собственным бытием, будучи ответственным за стремление моих пациентов стать более аутентичными.

Теперь мы рассматриваем вопрос с точки зрения пациента. Второй атрибут в этом смысле является дополнением первого. Часто пациент старается увлечь меня на неаутентичный путь, например старается заставить меня удовлетворить его потребности в одобрении, в уверенности, в любви, в наказании. Мои обязательства направляют мое внимание на личность, которая стоит за всеми этими стараниями, и помогает мне настойчиво искать глубинный центр пациента. Когда я тверже всего придерживаюсь этих обязательств, – а это бывает очень по-разному, – создается устойчивая позиция, которую мой пациент имплицитно использует как ориентир. В реальной сессии это может принять форму послойного анализа сопротивления (см. главу 10) или незатейливой стойкой конфронтации типа «В том, что вы говорите, я не могу найти вас».

Противоположный, антитерапевтичный аспект обязанности возникает, когда я стараюсь улучшить внутренние достоинства пациента, сделать его более положительным или увеличить его потенциал. Часто это отношение кажется таким желательным, таким гуманным, что ему очень легко поддаться. Особенно если пациента трудно полюбить сразу и мы способны убедить себя в том, что это – необработанный алмаз. Когда это происходит, мы часто подавляем раздражение и гнев, стараясь не встречаться в действительности с пациентом, который сидит перед нами, сосредоточиваясь на приписанных ему нами же достоинствах или потенциале.

Опасность соскальзывания в неаутентичные отношения с пациентом подстерегает психотерапевтов, действующих из самых лучших побуждений, еще на одном пути. Принятие психотерапевтом родительской или покровительственной позиции превращает психотерапевта в средоточие надежд пациентов, их веры и понятий о благе. Эта позиция кажется такой искренней и заботливой, что психотерапевту часто бывает очень трудно осознать ее. Если это продолжается достаточно долго, то усиливается зависимость пациента, которую, в конце концов, может понадобиться разрушить и которая при этом может унести с собой все психотерапевтические достижения.