Возле ее подъезда, на скамейке, сгорбившись и свесив длинные руки, понуро сидел Толян. Рядом, небрежно брошенный, валялся его инвентарь, и только увидев его, Наташа поняла, как уже поздно и как далеко она была этой ночью. Она быстро и встревоженно посмотрела наверх, на темные окна «Вершины Мира».
— О! — дворник выпучил на нее на удивление трезвые глаза. — Натаха! А ты откуда такая праздничная?! Ты что, только до дому идешь?!
— Отцепись! — бросила Наташа, проходя мимо. Но, уже шагнув на первую ступеньку лестницы, она вдруг резко повернула назад и вышла из подъезда.
— Толька, ты чего такой? Случилось что?
— Заболел я, — тоскливо ответил дворник и окунул лицо в сложенные ковшиком ладони.
— Заболел? Чем? Выглядишь ты нормально, даже совсем неплохо, — удивилась Наташа, подходя ближе.
— Нет, заболел. Сильно заболел, — пробормотал он, не поднимая головы. — Я, Натаха, пить не могу. Вообще не лезет, прямо выворачивает, как на бутылку посмотрю. Да и не хочется мне совсем. Что ж это такое, а? Помираю, наверное. Может, вчера траванулся чем-то, может, водка паленая была? Сейчас же чего только туда не пихают, разве что купорос не сыплют!
— У тебя что-то болит?
Дворник поднял голову и недоуменно посмотрел на нее.
— Да нет.
Разглядывая его лицо в утренней серости, Наташа подумала, что Толяну грех жаловаться на здоровье — он выглядел просто замечательно (конечно, если сравнивать с тем, как он выглядел вчера утром) и словно бы помолодел лет на десять. Но дворник явно не разделял ее мнения, продолжая тосковать по неожиданно утраченной способности вливать в себя неограниченное количество спиртного. Махнув рукой и тут же выкинув его из головы, Наташа зашла в подъезд и начала медленно подниматься по лестнице, все выше и выше — туда, где ждал (или не ждал) ее Паша. Добравшись до своей площадки, она несколько секунд хмуро смотрела на дверь, собираясь с духом, потом достала из сумочки ключ и решительно вставила его в замочную скважину.
Квартира встретила ее тишиной, пустотой и утренним полумраком. Из комнаты доносилось едва слышное тиканье часов, на кухне дребезжал холодильник. Наташа осторожно закрыла за собой дверь, и тотчас в спальне громко скрипнула кровать. Зашлепали тапочки, и Наташа вся подобралась, готовая к схватке. Ее рука потянулась к выключателю и тут же вернулась обратно — в темноте было как-то поспокойней, поуверенней.
В коридор, зевая и подтягивая сползшие трусы, вышел Паша — помятый и взлохмаченный после сна. Увидев жену, он остановился и прислонился к стене, превратившись в тень.
— Ну? — спросил он на удивление спокойно, и это спокойствие очень ей не понравилось — другое дело, если бы он кричал и бесновался, выскочил с палкой для вразумления отбившейся от рук супруги, но это спокойное, даже какое-то беззаботное «Ну?» заставило Наташу отступить назад. Уговаривая себя держаться, она сняла с плеча сумку и повесила на крючок рядом с куртками.
— Что «ну»?! Это все, что ты можешь сказать — «ну»?! Жена приходит утром, а ты ей «ну»?! Тебе не интересно, где она была, что делала, а?!
— Я и спрашиваю.
— Ах это вопрос?! Прости, не догадалась!
Тень в коридоре чуть пошевелилась и поплыла вперед. У Наташи возникло инстинктивное желание отпрянуть к двери, а то и вовсе выскочить за нее, но вместо этого она наклонилась и начала снимать босоножки.
— Ты написала, что пошла в музей. Это ты круто в музей сходила! Музеи теперь по ночам работают, да?! Где была?! — его голос зазвучал громче, в нем появилась злость. — Только не вешай заранее на Надьку — я ей звонил! Где ты шлялась?!!
— А с любовником по ресторанам! — со смешком ответила Наташа и прошла мимо него в комнату. Он кинулся следом, больно схватил ее за руку и рывком развернул лицом к себе.
— Где ты была?! — заорал он, брызгая слюной. Наташа уперлась ладонью ему в грудь, пытаясь оттолкнуть.
— Пусти!
— Где была, спрашиваю!!!
— Я тебе уже сказала! Что, со слухом проблемы?!
— Мне твои приколы уже знаешь где?!!
Наташа, осененная внезапной догадкой, внимательно посмотрела на Пашу и вдруг захохотала, обвиснув в его руках. Он недоуменно встряхнул ее, потом отпустил, и она слышала, как он что-то говорит ей, но не могла разобрать ни слова, продолжая хохотать все громче и громче.