Искусство романа

КРАСОТА (и познание). Те, кто вслед за с Брохом утверждает, будто познание – это единственная мораль романа, введены в заблуждение металлической аурой слова «познание», слишком скомпрометированного своей связью с наукой. Следует добавить: все аспекты бытия, которые открывает роман, он открывает как красоту. Первые романисты открыли приключение. Именно благодаря им приключение как таковое кажется нам прекрасным и мы стремимся к нему. Кафка описал трагическое положение человека, загнанного в ловушку. Когда-то исследователи Кафки много спорили о том, оставляет ли нам автор надежду. Надежды нет. Есть другое. Даже в невыносимом положении Кафка обнаруживает странную темную красоту. Красота, последняя возможная победа человека, у которого больше не осталось надежды. Красота в искусстве: внезапно вспыхнувший свет чего-то неизреченного. Время не в силах пригасить этот свет, который излучают великие романы, и поскольку человек забывает о своем человеческом бытии, открытия романистов, какими бы они ни были старыми, не перестанут нас удивлять.

ЛЕГКОСТЬ. Невыносимую легкость бытия я нахожу уже в «Шутке»: «Я шел по запыленным камням мостовой и ощущал удручающую легкость пустоты, лежавшей на моей жизни».

И в романе «Жизнь не здесь»: «Яромил подчас видел ужасные сны: будто он должен поднять очень легкий предмет, чайную чашку, ложку, перышко, но не в силах, и чем легче предмет, тем слабее он сам, тем больше изнемогает под его легкостью».

И в «Вальсе на прощание»: «Раскольников переживал совершенное убийство как трагедию и в конце концов не устоял под бременем своего поступка. А Якуб изумляется тому, сколь легок его поступок, как он ничего не весит, как он ничуть не обременяет его. И он размышляет над тем, не больше ли ужаса в этой легкости, чем в истерических метаниях русского героя».

И в «Книге смеха и забвения»: «Эта пустота в желудке порождена именно этим невыносимым отсутствием тяжести. А поскольку крайность способна в любой момент превратиться в свою противоположность, максимальная легкость стала чудовищной тяжестью легкости, и Тамина знает, что она уже не в силах вынести ее ни на минуту дольше».

Только перечитывая переводы своих книг, я удрученно заметил эти повторы! Но затем утешился: возможно, все романисты пишут что-то вроде темы (первый роман) с вариациями.

ЛИРИЗМ (и революция). «Лирика – это опьянение, и человек пьет, чтобы легче было сливаться с миром. Революция не мечтает быть изученной и прослеженной, она мечтает о том, чтобы люди слились с ней; в этом смысле она лирична, и лиризм необходим ей» («Жизнь не здесь»). «Стена, за которой томились заключенные, вся была обклеена стихами, и вдоль этой стены танцевали. Нет, это отнюдь не пляска смерти! Здесь танцевала невинность! Невинность со своей обагренной кровью улыбкой» («Жизнь не здесь»).

ЛИРИЧЕСКИЙ. В «Невыносимой легкости бытия» рассказывается о двух видах ловеласов: лирические (в каждой женщине они ищут свой собственный идеал) и эпические (в женщинах они ищут бесконечное разнообразие женских типов). Это отвечает классическому разделению на лирику и эпос (и драматургию), разделению, которое проявилось лишь к концу XVIII века в Германии и было доведено до совершенства в «Эстетике» Гегеля: лирическое – это выражение исповедальной субъективности; эпическое – стремление постичь объективный мир. Для меня лирическое и эпическое выходят за пределы эстетической категории, они являют собой две возможные позиции человека по отношению к себе самому, к миру, к другим людям (лирический возраст = возраст юности). Увы, это представление о лирическом и об эпическом в такой степени не свойственно французам, что я был вынужден согласиться на то, чтобы во французском переводе лирический ловелас стал романтичным любителем любовных приключений, а эпический ловелас – свободомыслящим любителем любовных приключений. Это было наилучшим решением, но оно меня все же немного расстроило.

МАЧО (и женоненавистник). Мачо обожает женственность и мечтает обладать тем, что обожает. Восхваляя архетипическую женственность той женщины, которой он обладает (ее материнство, плодовитость, слабость, домоседство, сентиментальность и т. д.), он восхваляет собственную мужественность. Женоненавистнику, напротив, женственность внушают отвращение, он спасается бегством от слишком женственных женщин. Идеал мачо: семья. Идеал женоненавистника: холостая жизнь и множество любовниц; или: брак с любимой женщиной, но без детей.

МЕДИТАЦИЯ. Три изначальных возможности романиста: он рассказывает историю (Филдинг), описывает историю (Флобер), мыслит историю (Музиль). Описание в романе XIX века находилось в гармонии с духом эпохи (позитивистским, научным). Роман, основанный на беспрерывной медитации, в ХХ веке противоречил бы духу эпохи, которая не любит мыслить вообще.