Та же сгущённость духа, бережное отношение к моменту настоящего, осознание его неповторимости и уникальности находит выражение и в формуле «итиго-итиэ»
(«единственное собрание в жизни»), приобретшей, по словам российского исследователя, статус своеобразной «философии чая» 18. Сошлемся на ставшие уже хрестоматийными слова Ии Наосукэ из его трактата «Собрание размышлений о единственном чаепитии»: «… Действительно, понятие "единственное собрание" несет исключительно глубокий смысл… Даже если собрания с тем же "хозяином" и теми же "гостями" повторять неоднократно, собрание, в котором сегодня участвуют эти лица, не будет таким же во второй раз… Высший смысл понятия "единственное собрание в жизни" заключается именно в том, чтобы ни "хозяин", ни "гости" ни в коем случае не пили даже одного глотка чая с пренебрежением к этому действу» 19.Идея «присутствия» одухотворяет и крохотное – иногда в несколько метров – пространство чайного сада, настраивающего на осмысленное восприятие всех его тщательно продуманных деталей, начиная уже с каменной дорожки родзи,
на которую сразу же ступает человек, входящий в пределы сада. Расположенные на неодинаковом расстоянии друг от друга, плоские или чуть выпуклые, небольшие или крупные камни родзи сами диктуют ритм движения через сад. Без особого к ним внимания, без определенной бдительности не всегда просто переступать по неровным, а порой и скользким камням. От их фактуры, размеров, формы, рисунка их размещения на заросшей густым и пушистым мхом земле зависит часто настроение всего сада.
Сосуд для воды (цукубай).
Тио-ин. Киото
Чайный ритуал служит освобождению от диктата «эго», подобно тому, как это происходит в основанном на дзэнских принципах традиционном театре Но, где существует понятие мономанэ
(букв, «подражание вещам»). Дзэами – актер театра и его теоретик – подчеркивал важность этого понятия в эстетике и философии Но. Надевая маску, актер лишается своей индивидуальности, перевоплощается в того, кого ему предстоит сыграть: демона или молодую женщину. Театральная маска заслоняет личность актера, не оставляя места для его «эго». Нечто подобное мы обнаруживаем и в чайном ритуале. Чайная комната мала и пуста: здесь не к чему привязываться, нечего считать своим; даже сердце вместе с чашкой зеленого чая полагается символически разделить с гостем. Буддийская идея «не-я» (муга) пронизывает чайный ритуал, наполняя действо глубоким религиозным содержанием. Снова напрашивается сравнение с волной – излюбленным образом учителей дзэн, – которая как отдельная сущность появляется лишь на поверхности воды, на горизонтальном плане. Но, помня свое родство с Целым, Единым, она стремится к растворению в Нем, чтобы вновь пережить ощущение слиянно-сти с тем началом, из которого вышла.Еще Мурата Сюко в сочинении «Сюко Мондо»
(«Диалоги Сюко») в ответ на вопрос сёгуна Ёсимаса о сущности Пути чая говорил: «При входе в чайную комнату следует освободиться от различий между собой и другими. Необходимо воспитывать в своем сердце добродетель изящной гармонии.
Чайные дома в пространстве храма Тодзи-ин. Киото
Она начинается с общения между друзьями и постепенно ведет к идеалу вселенской любви. Надлежит быть почтительным, искренним, чистосердечным и спокойно-уравновешенным»20
. Далеко не случайно письмо мастера, адресованное Фуруити Харима, начинается с указания на то, что самыми неподходящими для Пути чая чертами характера являются чувство собственной значимости, «самодовольство в сердце и привязанность к [собственному] "я"» 21.О сокровенном смысле чайного ритуала свидетельствуют стихотворные строки самого Рикю:
Дом и пространство, покрытое росой (родзи).Гость и хозяин, сидя вместе,Разделяют чашку чая.В тишине и молчанииИх сердца сливаются воедино.Общение происходит на глубинном уровне, где не требуются слова, рождающие непонимание между людьми. Свободное и непринужденное молчание, созвучие сердец, исполненных теплоты друг к другу, создают ту среду, которая роднит участников действа.
В Японии, как и в Китае, издревле помнили о Единстве мира и знали, что все находится в постоянном взаимодействии, верили в возможность