Искусство русской беседы

Настасья Филипповна, которая поначалу казалась ему беззащитной жертвой, на деле оказалась наоборот ищущей опасных приключений, бурлящих страстей и адреналина авантюристкой.

Начинается лирическая минорная мелодия.

Эпизод первый. Портрет Настасьи Филипповны.

Продолжается та же лирическая минорная мелодия, слегка приглушаясь во время звучания голосов. Та же скамейка. Тот же мужчина сидит справа на краю скамейки. На большом экране появляется большой портрет женщины по пояс. Свет над мужчиной приглушается.

Голос Мышкина. Так это Настасья Филипповна? (пауза) Удивительно хороша!

Голос автора. На портрете была изображена действительно необыкновенной красоты женщина. Она была сфотографирована в черном шелковом платье, чрезвычайно простого и изящного фасона; волосы, по-видимому, темно-русые, были убраны просто, по-домашнему; глаза темные, глубокие, лоб задумчивый; выражение лица страстное и как бы высокомерное. Она была несколько худа лицом, может быть, и бледна… Это необыкновенное по своей красоте и еще почему-то лицо. Как будто необъятная гордость и презрение, почти ненависть, были в этом лице, и в то же самое время что-то доверчивое, что-то удивительно простодушное.

Голос Мышкина. Ослепляющая красота… не-вы-но-си-ма… странная красота!

Эпизод второй. Воспоминание о первой встрече с Настасьей Филипповной.

Прекращается лирическая минорная мелодия. Звенит приглушенно дверной колокольчик (звонок). Гаснет портрет на большом экране. Фонарь над скамейкой гаснет, одновременно загорается люстра в центральном дальнем крае сцены. Освещается входная двустворчатая дверь. Дверной колокольчик продолжает звонить. Князь Мышкин подходит к двери и открывает левую большую створку двери, оставляя закрытой малую. Он стоит в ступоре перед дверью и смотрит на Настасью Филипповну.

Свет над дверью приглушается и загорается у переднего края сцены. Освещается обеденный стол, стул, маленький диванчик. Молодые женщина и мужчина стоят у стола. Это Ганя и Варя Иволгины. На стуле сидит пожилая дама. Это Нина Александровна – их мать.

Нина Александровна. Не хмурься, пожалуйста, и не раздражайся, Ганя, я ни о чем не стану расспрашивать, чего сам не хочешь сказать, и уверяю тебя, что вполне покорилась, сделай одолжение, не беспокойся. Ты всё еще сомневаешься и не веришь мне; не беспокойся, не будет ни слез, ни просьб, как прежде, с моей стороны по крайней мере. Всё мое желание в том, чтобы ты был счастлив, и ты это знаешь; я судьбе покорилась, но мое сердце будет всегда с тобой, останемся ли мы вместе, или разойдемся. Разумеется, я отвечаю только за себя; ты не можешь того же требовать от сестры…

Ганя. А, опять она! Маменька! Клянусь вам в том опять, в чем уже вам давал слово: никто и никогда не осмелится вам манкировать, пока я тут, пока я жив. О ком бы ни шла речь, а я настою (пальцем грозит в сторону двери) на полнейшем к вам уважении, кто бы ни перешел чрез наш порог…

Свет над столом приглушается и усиливается над дверью. В это время в дверь входит Настасья Филипповна. Князь как загипнотизированный кролик перед удавом продолжает всматриваться в ту, которая будто сошла с фотографии, которую он вспомнил только что.

Настасья Филипповна. Если лень колокольчик поправить, так по крайней мере в прихожей бы сидел, когда стучатся.

Поворачивается к мужчине спиной и сбрасывает с себя шубу. Мужчина пытается поймать ее, но не успевает и она падает на пол. Женщина поворачивается, вскидывает руки в негодовании. Смотрит то на шубу, то на мужчину. Бранит его.

Настасья Филипповна. Ну, вот теперь шубу уронил, олух! Прогнать тебя надо. Ступай, доложи.

Князь Мышкин поднимает шубу и идет к зрителям, делает пару шагов…

Настасья Филипповна. Ну, вот теперь с шубой идет! Шубу-то зачем несешь? Ха, ха, ха. (Князь убирает шубу на вешалку и идёт сообщить о приходе Настасьи Филипповны) Да ты сумасшедший, что ли? Да что это за идиот? Ну, куда ты идешь? Ну, кого ты будешь докладывать?

Мышкин. Настасью Филипповну.

Настасья Филипповна (настороженно). Почему ты меня знаешь? Я тебя никогда не видела! (далее повелительным тоном) Ступай, докладывай…

Над дверью свет приглушается и усиливается над столом.

Нина Александровна. Я ничего за себя и не боялась, Ганя, ты знаешь; я не о себе беспокоилась и промучилась всё это время. Говорят, сегодня всё у вас кончится? Что же, кончится?

Ганя. Сегодня вечером, у себя, она обещала объявить: согласна или нет.

Нина Александровна. Мы чуть не три недели избегали говорить об этом, и это было лучше. Теперь, когда уже всё кончено, я только одно позволю себе спросить: как она могла тебе дать согласие и даже подарить свой портрет, когда ты ее не любишь? Неужели ты ее, такую… (вскидывает руки к небу) такую…

Ганя. Ну, опытную, что ли?

Нина Александровна. Я не так хотела выразиться. Неужели ты до такой степени мог ей отвести глаза?

Варя. Я сказала, что если она сюда войдет, то я отсюда выйду и тоже слово сдержу.

Настасья Филипповна. Что там за крик?

Мышкин. Бранятся.