Искусство слышать стук сердца

Тину нравилась логика рассуждений, однако слова учителя не убеждали его. Он все равно боялся: и смерти У Мая, и своей собственной. Нельзя сказать, чтобы Тин Вин цеплялся за жизнь и считал ее чем-то особо ценным. И все равно страх его не оставлял, порою превращаясь в настоящую панику. Умом Тин понимал: у его кошмаров — животная природа. Но времена, когда Тин ощущал себя маленьким поросенком, которого вот-вот зарежут, прошли. В детстве Тин видел это своими, тогда еще зрячими глазами. Хрюшку резал отец. Несчастное животное отчаянно визжало, пытаясь выскользнуть из цепких рук. В поросячьих глазах не было ничего, кроме неописуемого ужаса. Свинка не хотела умирать, дергалась всем телом. Страшное зрелище запомнилось Тину на всю жизнь.

Потом он узнал об инстинкте самосохранения, присущем каждому живому существу. Но человек тем и отличается от животных, что должен силой разума преодолеть страх смерти и покинуть этот мир в спокойствии. На самом деле люди редко умирали в безмятежности. В вопросах жизни и смерти полно противоречий.

В течение последних двух лет Тин Вин часто думал о них, но только сейчас почувствовал, что смерть из предмета размышления становится реальностью. Как ни странно, ему стало спокойнее. Теперь, когда было кого терять, Тин Вин перестал бояться. Он хотел бы спросить наставника о причинах своего спокойствия, но старый монах стал недосягаем для вопросов.

Неожиданно губы У Мая зашевелились.

— Тин Вин, Ми Ми, вы здесь?

Он не произносил, а выдыхал слова.

— Мы оба здесь, — ответил Тин.

— Ты помнишь, каким образом я хотел умереть?

— Свободным от страха и с улыбкой на губах, — ответил Тин.

— У меня нет страха, — прошептал У Май. — Ми Ми тебе подтвердит: я даже улыбаюсь.

Тин Вин взял руку У Мая и умолял больше не говорить:

— Поберегите себя.

— Ради чего?

Неужели этот вопрос станет последними словами У Мая? Тин Вин искренне надеялся, что старик успеет сказать еще что-нибудь. Жизнь не должна заканчиваться вопросом. Особенно таким, как: «Ради чего?»

Казалось, У Май сознавал, насколько тщетно продолжать цепляться за жизнь. И в то же время в вопросе ощущалось сомнение и ощущение незавершенности.

Тин Вин считал удары сердца У Мая. Они стали еще тише, и паузы между ними удлинились.

Но У Май вновь открыл рот. Тин Вин подался вперед.

— Любовь, — прошептал старик. — Любовь.

Больше он ничего не сказал. Тин Вин был уверен: это слово У Май произнес с улыбкой на устах.

Старый монах затих. Тин Вин напряженно ждал. Молчание. Бесконечная тишина, окутавшая все и потопившая в себе все звуки.

Тин слышал удары своего сердца и сердца Ми Ми. Ритм их биений соединился, и вдруг две жизни зазвучали как одна. Это длилось недолго, всего несколько секунд, но Тину они показались вечностью. Он слышал единое биение их сердец!

17

В жизни Яданы были моменты, которые врезались ей в память, оставаясь там навечно. Их она называла волшебными. Одним из таких мгновений была ее первая встреча с Тином Вином. Встреча эта накрепко запомнилась Ядане. Она и сейчас могла вызвать яркую мысленную картину.

В тот день она сидела на крыльце, разложив пучки сухой травы и собираясь плести из них корзину. Близился вечер. В соседнем доме уже разожгли очаг. Оттуда тянуло дымом и слышался стук посуды. Ядана была одна. Муж с сыновьями задержались на поле. Вот тогда-то она впервые и увидела Тина. Он вошел во двор, неся на спине Ми Ми. Ядана и сейчас не могла выразить словами, что именно ее поразило. Может, юное лицо Тина? Даже незрячие глаза не могли притушить исходившее от него сияние. Ядане редко встречались взрослые с такими лицами. А может, ее покорил его смех, зазвеневший, когда Ми Ми что-то прошептала ему на ухо? Ядана с изумлением следила, как он осторожно поднялся по ступеням крыльца, затем присел на корточки, позволяя Ми Ми сползти со спины. Или ее изумило лицо дочери, лучащееся радостью и счастьем? Глаза Ми Ми сверкали, словно две яркие звездочки в ночном небе. Ядана сразу поняла, кто является причиной этой радости.

С тех пор Тин Вин каждый вечер приносил Ми Ми домой. Поначалу он держался настороженно: опускал Ми Ми на крыльцо, вежливо прощался и быстро уходил. Однако через несколько недель стал помогать Ми Ми готовить еду и оставался поужинать.