Усомнившись в расчетах учителя, Филиппов прибегнул к свидетельству опыта. «Допустим, — сказал он себе, — что каучук, подобно сахару в свекле, служит для одуванчика питанием. В таком случае запас его тем скорее иссякнет, чем интенсивнее растение будет голодать».
Опыт был нагляден и прост. Корни одного и того же урожая разделили на равные части. Одну часть положили в подвал на хранение, не высаживая ее в вазоны, а другую посадили в вазоны, лишив растения достаточного света. На корнях образовались листья, но, лишенные возможности вырабатывать себе пищу с помощью солнечных лучей, растения стали голодать. В продолжение месяца корни боролись за жизнь, питаясь запасами и клетками собственных тканей.
Филиппов не был спокоен за исход затеянного эксперимента. «Неужели, — спрашивал он себя, — этот опыт не нужен, Лысенко давно задачу разрешил?» Аспирант волновался, не спал ночами и думал. Напряженные нервы сделали его раздражительным. Все чаще в теплице звучал его окрик и раздавалось ворчание:
— Ничего не добьешься от них! Никакой помощи! Хоть разорвись! Учишь их, просишь, настаиваешь: один выход — самому работать за всех.
Ему не возражали. Кому охота нарываться на брань?
Работа над кок-сагызом изменила характер Филиппова. Перемену эту первой почувствовала жена. Молчаливый и тихий, он стал разговорчивым, удивляя ее своим красноречием. Эту новую способность аспирант, к сожалению, обнаруживал лишь в собственном обществе, ведя горячие споры и умилительные беседы с собой. Другая перемена касалась его внешнего вида. Друзья утверждают, что костюм его в ту пору носил отпечатки всех слоев почвы земной коры. Следы млечного сока перемежались с пятнами клейстера и удобрительных солей.
— Взгляни на себя, — умоляла его жена, — на кого ты похож?
По правде говоря, это мало его занимало. Он утверждал, что вопрос не имеет к делу отношения, и продолжал безрассудно пачкать костюм.
Эксперимент над корнями был проведен до конца, результаты оказались интересными. Высаженные в теплице и лишенные света, корни утратили большую часть каучука. Он был съеден голодным растением. В сравнении с корнями, отложенными в подвал, подопытные выглядели куда более тощими.
Не довольствуясь этим наглядным примером, Филиппов извлекает весь каучук из тех и других корешков кок-сагыза и убеждается, что у голодавших одуванчиков его стало в два раза меньше. Лысенко был прав. Каучук — продукт питания одуванчика, откладываемый в корнях про запас. Увеличив отбором корни растения, можно поднять добычу каучука.
Решение высевать семена кок-сагыза по нескольку семечек в лунке навело Лысенко на мысль придумать аппарат для такого посева. Существующие машины для этого не годились: они либо высевают мелкие зернышки, либо семена покрупнее, но только по одному, отнюдь не щепотками.
— Сумеете приладить, — сказал ему как-то Лысенко, — давайте. Машина всегда выгоднее человеческих рук.
Чем больше аспирант размышлял и углублялся в свои планы, тем стремительнее нарастал беспорядок на его письменном столе. Корни и глыбы земли, искусственное удобрение различных оттенков, семена кок-сагыза, плавающие в клейстере, вазоны, наполненные клейким веществом, и горошины разнообразных калибров причудливо смешались с обрывками записок, связками колосьев и прессованного каучука. Филиппов не терпел ни малейшего прикосновения чужих рук к столу, безжалостно пресекал всякую попытку изменить на нем порядок вещей.
«Ничего тут не приладишь, — упрямо кивал он головой. — Какой агрегат нароет сто тысяч ямок на каждом гектаре и насыплет в них по щепотке семян! Может быть, попытаться склеивать семечки, делать катышки с горошину величиной и сеялкой их высевать? Или еще так: покрыть клейкой массой обычный горошек и выволочить его в семенах?»
Размышления Филиппова над новой задачей потребовали выхода нараставшему чувству, и в теплицах зазвучал неудержимый поток его речей. Они не прерывались ни дома, ни вдали от него. Прохожие на улице могли засвидетельствовать, что жесты аспиранта, равно и беседы его с самим собой, были на редкость красноречивы в ту пору.
Он придумывает аппарат, в котором обычный горох смазывается клеем и затем обволакивается семечками. Все было учтено и рассчитано, — подвели семена. Мокрые от долгого пребывания в воде, как этого требуют условия посева, они отказывались приставать к смазанному клеем гороху.
— Попробуем другое, — сказал себе аспирант. — Жаль расстаться с горохом: высокий стебелек его среди сорняков был бы истинным маяком во время прополки.
Филиппов заделывает щепотку семян в маленькие катышки глины и высаживает их в вазоны. На черноземной поверхности букетами встала зеленая поросль.
— Превосходно, — поздравил Филиппов себя, — остается решить, как мы эти катышки будем готовить.
— Вот что, Дмитрий Иванович, — впервые назвал его по имени и отчеству Лысенко, — сходите на конфетную фабрику и узнайте, как там делают драже.