— Все мы боремся, — сказал он, — за внедрение высоких приемов агротехники. Упрощенчество клеймится, и справедливо. Скверная обработка земли снижает производительность труда земледельца и ухудшает условия его существования. Мелкая и плохая пахота легче хорошей, и всегда найдутся охотники пожалеть свои руки и спину. Сейчас, в условиях войны, когда наши силы и средства должны быть наилучше использованы, всякое упрощенчество в агротехнике недопустимо. Как после этого не быть скверного мнения о моих планах? Шутка ли, я в такой серьезный момент предлагаю сеять не то что на плохо вспаханной земле, а на необработанной вовсе. В любом учебнике написано, что такая почва не годится для сева, а мы продолжаем стоить на своем. Больше того, мы запрещаем это поле боронить, не пускаем культиватора, а о плуге и говорить нечего… Если произвели уже хоть незначительную обработку земли, хоть бы слущили легонько стерню, мм заявляем: «Посев был произведен на низкокачественном уровне, скверно использованы правила агротехники». Что же надо было делать, спросите вы? Ничего. Ни боронить, ни культивировать, ни пахать это поле нельзя…
Так полагает Лысенко. Проследим эту удивительную теорию от самых ее истоков.
Осенью 1941 года, когда немцы подступили к Москве, Трофим Денисович Лысенко направился в Омск. Он привез с собой в Сибирь вагон, набитый добром: ящики, наполненные колосьями, снопами и мешочками семян. Вместе с множеством сортов зимостойкой пшеницы он привез твердую решимость обратить степные районы Сибири в житницу Советского Союза, возместить стране утрату хлебородной Украины.
Лысенко сунул свой чемодан в первое попавшееся помещение научно-исследовательского института, разгрузил материал, расставил сотрудников по местам и в тот же день провозгласил академию открытой. Едва люди успели прийти в себя, ученый объявил всех мобилизованными для работы на опытных участках. В Сибири шел уже сев озимых, и до конца его оставалось немного. Упустить время — значило надолго отодвинуть испытание сортов зимостойкой пшеницы — пионеров грядущего благополучия страны. Помощники ученого сами молотили привезенные снопы, занимались подсчетом и отбором зерна. Академия готовилась к решающему эксперименту.
Там временем Лысенко носился по нивам яровой ржи. Давно бы пора им созреть: лето уходило, миновали все сроки, а хлеб оставался зеленым. Его высеяли поздно оттого, что запоздала весна, и его подстерегали сибирские морозы. Первые же заморозки грозили оставить Сибирь без семян. Пораженная холодом, незрелая рожь для посева уже не годится. Мог ли Лысенко оставаться при этом спокойным? Он собирает агрономов-ученых и практиков и, взволнованный, спрашивает совета. Он прислушивается к каждому мнению, размышляет, рассчитывает и не соглашается ни с кем. Ученый отказывается выжидать. Что бы ни говорили, ждать — значит оставаться пассивным. Надеяться на милость природы, когда надо бороться с бедой, нависшей над краем, ни совесть, ни честь, ни долг перед страной ему не позволят.
Он изучает материалы за много лет о колебаниях температуры и времени наступления тут первых морозов и приходит к заключению, что ждать полного вызревания пшеницы нельзя. Заморозки ее погубят.
— Мы не можем продлить сибирское лето, — резонно настаивали агрономы на своем. — Не можем также отодвинуть осенние холода. Косить незрелую рожь нельзя.
— Почему? — не соглашался Лысенко.
Странный вопрос! Кто поручится, что лето не протянется еще и хлеба тем временем дойдут? Какой смысл торопиться и снимать неполноценную пшеницу? Да и как ее высушивать? Ведь скошены будут большие массивы.
Лысенко решает на опыте проверить проблему. Он снимает с небольших площадей незрелые колосья и оставляет их сохнуть в валках. В течение недели ученый изучает состояние скошенного хлеба и убеждается, что он здесь дозревает. Лысенко спешит разнести эту весть по Сибири и по Казахстану.
— Не выжидая, когда рожь и пшеница поспеют, — твердит он устно и письменно, — скашивайте вначале более зрелые массивы, а с сентября — весь остальной урожай, независимо от его состояния.
Колхозы и совхозы Сибири имеют много оснований помнить о том, что сделал для них Лысенко в том памятном году.
Аврал в академии миновал. Пришел черед сеять зимостойкую рожь и пшеницу. В помощницы себе ученый пригласил молодую аспирантку, не богатую ни опытом, ни знаниями. С ней он проверяет устойчивость привезенных семян. Верный своему правилу вовлекать сотрудников в круг своих идей, заражать их любовью к предстоящему делу, он терпеливо разъясняет помощнице свой план. Она должна знать историю предмета, знать, зачем они приступают к озимым посевам.