Читаем Искусство учиться полностью

Тем вечером, после информативных собеседований с Дэйвом, Джимом Лоэром и Джеком Гроппелем, я уселся на диван с ноутбуком и записями сыгранных в разные годы партий. Несколько часов я просматривал результаты соревнований, в которых участвовал на протяжении своей шахматной карьеры. Во время турнира игроки обычно записывают свои ходы и ходы соперника. Шахматная доска выглядит как сетка с вертикальными столбцами, нумеруемыми буквами от a до h слева направо, и горизонтальными рядами, нумеруемыми от 1 до 8, начиная с позиции белых вверх. После каждого хода шахматист записывает комбинацию вроде Gg4 или Kh5. Это означает, что слон перемещен на g4 или конь сделал ход на h5 соответственно. Обычно записи делаются на листе бумаги под копирку, это позволяет сохранить отметки о ходе любой частной или турнирной партии. В течение нескольких лет я отмечал в своих записях, как долго думал над тем или иным ходом. Вообще это помогало мне планировать время шахматной партии, но после бесед с Дэйвом мои заметки позволили обнаружить весьма интересную зависимость. Проанализировав их, я понял, что в удачно сыгранных партиях я раздумывал над ходом от двух до десяти минут. В неудачных — имел обыкновение увязать в глубоких расчетах на двадцать минут и больше. И часто долгие раздумья приводили к неудачному ходу. Более того, если я надолго задумывался несколько раз подряд, качество принятых решений начинало ухудшаться.

На следующее утро Штригель и Лоэр рассказали мне об их концепции стресса и восстановления. Физиологи LGE обнаружили, что практически в любом виде деятельности для выдающегося мастера характерно умение периодически восстанавливаться. Игроки, способные расслабиться в короткие моменты отдыха, почти всегда демонстрируют способность собраться в решающий момент игры. Именно поэтому знаменитые теннисисты своего времени, например Иван Лендл или Пит Сампрас, имеют, на первый взгляд, странную привычку неторопливо выбирать новую ракетку в перерыве между сетами, не важно, выиграли они последний сет или проиграли. Их соперники в это время либо выбрасывали вверх кулаки в эйфории от удачи, либо раздражались из-за судейской ошибки. Вспомним расслабленный взгляд Тайгера Вудса, танцующего вокруг противника в ожидании возможности следующего удара. Или Майкла Джордана, сидящего на скамейке с полотенцем на плечах с отстраненным видом во время двухминутного перерыва в игре. Джордан выглядел совершенно спокойным, несмотря на то что Bulls отчаянно нуждались в нем на площадке. Он ухитрялся восстанавливаться быстрее любого другого спортсмена, которого я знал. Джим Гарбох рассказал мне о том, как открыл такую же зависимость на своем собственном опыте. Он очень увлеченный человек, поэтому на поле обычно оказывался в центре защиты команды. Но после нескольких занятий в LGE он заметил существенное улучшение своей игры, если, сидя на лавке, мог расслабиться и перестать наблюдать за атаками соперника. Чем больше удавалось отвлечься от происходящего, тем лучше он играл во время следующего игрового отрезка.

Осознание того, что вовсе не обязательно сохранять состояние максимальной концентрации на протяжении всей шахматной партии, принесло мне колоссальное облегчение. Прежде всего, это позволило пересмотреть свою манеру поведения в ожидании хода соперника. Вместо того чтобы чувствовать себя обязанным сосредоточиться на позиции на доске, пока соперник обдумывает свой ход, я позволил себе отвлечься от происходящего и снизить внутреннее напряжение. Я старался размышлять отвлеченно, мог встать из-за стола и прогуляться по залу, выпить стакан воды или умыться. Когда соперник делал ход, я возвращался к доске с новой энергией. Улучшения в игре проявились практически сразу же.

Следующие несколько месяцев я учился внимательнее прислушиваться к качественным изменениям в своем шахматном мышлении и в результате понял, что, если я обдумываю ход более четырнадцати минут, мысли начинают повторяться и теряют ясность. Заметив эту закономерность, я научился отслеживать эффективность мышления. Если она снижалась, я старался на минуту отвлечься от происходящего, восстановиться и затем вернуться в игру. Теперь, сталкиваясь с трудной позицией на доске, я мог размышлять сорок или пятьдесят минут и сохранять свежесть ума, поскольку длительная концентрация становилась возможной благодаря этим кратким перерывам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное