Искусство управления государством. Стратегии для меняющегося мира

Находясь на посту премьер-министра, я была среди тех, кто в конце 80-х годов внимательно следил за проблемой изменения климата и привлекал к ней внимание общественности. В 1985 году в результате проведенных в Антарктике исследований британские ученые впервые обнаружили дыру в озоновом слое, который выполняет роль щита в верхних слоях атмосферы, защищая все, что находится ниже, от потенциально опасного солнечного ультрафиолетового излучения. Вскоре было научно доказано, что основной причиной разрушения озона являются хлорфторуглероды (ХФУ). Отсюда следовало, что использование этих соединений в аэрозольных баллонах, холодильниках, кондиционерах и т. д. должно быть ограничено. Моими стараниями британское правительство заняло ведущее положение в глобальной кампании за ограничение использования ХФУ, которая дала очень хорошие результаты.

В скором времени, однако, на первый план вышел «парниковый эффект», который оказался более сложной проблемой, поскольку научные исследования не давали здесь полной ясности. Основной эффект, в двух словах, заключается в том, что парниковые газы задерживают отраженное от земли тепловое излучение и это приводит к повышению температуры атмосферы[428]. Утверждают, что парниковый эффект может серьезно и даже катастрофически изменить климат, причем среди последствий называют повышение уровня моря и затопление низменных территорий и даже целых стран. Хлорфторуглероды входят в число парниковых газов, поэтому действия, направленные на ограничение их использования, внесли определенный вклад и в уменьшение парникового эффекта. Высказывается мнение, что главной причиной глобального потепления является углекислый газ (CO2), содержание которого в атмосфере напрямую связано с промышленной деятельностью. Таким образом, речь может идти о выборе между сохранением климата и процветанием. Именно так хотели и хотят представить картину левоцентристы.

У меня более скептическое отношение к доводам, касающимся глобального потепления, хотя я тоже считаю, что к ним нужно подходить со всей серьезностью. В те времена в распоряжении политических лидеров было довольно мало научных рекомендаций от тех экспертов, которые сомневались в справедливости тезиса о глобальном потеплении, хотя некоторые сомнения все же попадали в прессу. К концу моего пребывания на посту премьер-министра меня стала серьезно беспокоить антикапиталистическая направленность аргументов, которыми оперировали участники похода против глобального потепления. Поэтому в обращении к ученым в 1990 году я заметила:

К каким бы международным акциям по защите окружающей среды мы ни присоединились, нам необходимо обеспечить рост нашей экономики, потому как только он может дать средства для оплаты защиты окружающей среды. У нас есть основания рассчитывать на то, что промышленность проявит изобретательность, которая принципиально важна для отыскания решений наших природоохранных проблем[429].

За время, прошедшее с того момента, ситуация изменилась по двум аспектам. Во-первых, антикапитализм, который всегда стоял за спиной инвайронментализма, проявился более явно, а в последнее время принял облик антиамериканизма. В полной мере он проявился, когда в марте 2001 года президент Буш заявил, что США не намерены подписывать Киотский протокол об изменении климата. Франция, которую трудно превзойти в подобных делах, резко осудила его: французский министр охраны окружающей среды сказал, что «односторонний отказ г-на Буша является провокационным и безответственным»[430]. Европейский комиссар по окружающей среде Маргот Валлстрем разразилась угрозами в адрес американских предприятий. Британский министр охраны окружающей среды Майкл Мичер, хотя и назвал решение Америки «исключительно серьезным», великодушно отверг возможность введения санкций против США, которые, по его мнению, не следует «подвергать остракизму»[431]. Совершенно фантастический намек на возможность, пусть даже самую отдаленную, принятия Великобританией санкций против Америки лишний раз подтверждает, что чувству реальности здесь нет места.