Как только я застегнул довольно неплохой ремень, пришедший на смену моему старому, который я просто зашвырнул в сундук, пол пещеры заметно содрогнулся. Не удержавшись на ногах, я упал на одно колено, громко выразив свое отношение к разным ведьмам. Речь моя была пламенной, насыщенной весьма красочными идиоматическими оборотами, которые становились разнообразнее ровно настолько, насколько усиливалась боль в ушибленном колене. Кто никогда не играл в футбол, вряд ли поймут всю глубину моей фантазии в выборе этих самых выражений, потому что удар по колену — это больно. На какое-то мгновение я задумался — не могу представить себе того же Гастингса, который бегает по большому полю в трусах, пиная мячик. Откуда же у меня столь странные мысли об этой забаве? В очередной раз отмахнувшись от незнакомого и явно чуждого образа, я поднялся и тут же понял, что придется хромать, потому что каждый шаг отзывался болью во всей ноге.
Еще раз высказавшись насчет моей классовой ненависти к колдунам, ведь я совсем недавно начал вообще ощущать эту ногу как часть своего организма, я огляделся. На первый взгляд пещера не изменилась, но только на первый взгляд. Приглядевшись внимательнее, я понял, что различия все же имеются. Например, исчезло то озеро, хлыст воды из которого едва меня не угробил. Во-вторых, из пещеры ушло ощущение потусторонней жути. Сейчас это была обычная пещера, и даже не самая огромная. Оглянувшись, я внимательно рассмотрел ту расселину, из которой вывалился на пол подземной залы. Расселина на месте была, вот только тропа, которая мне виднелась, не образовывала крутой спуск, она была пологой — обычная тропа, в конце которой вроде бы даже мерцал солнечный свет.
В очередной раз перебрав содержимое сундука, я отобрал несколько вещиц, которые могли мне в дальнейшем пригодиться, в основном драгоценности, которые в небольшом количестве присутствовали среди обычного барахла. Так я стал обладателем пары колец — массивных печаток, явно чьих-то печатей, кошеля, заполненного монетами самого разнообразного вида и достоинства, а также изящной подвески в виде листа клевера на золотой цепочке. Как это попало сюда — оставалось лишь гадать. Скорее всего — это был чей-то талисман, судя по всему довольно паршивый, раз не помог хозяину, или подарок от возлюбленной, одному, сгинувшему в этой пещере мужичку. Пожав плечами, я сунул подвеску вместе с цепочкой в карман и захлопнул крышку. Пора было выбираться отсюда.
К расщелине подходил, припадая на ушибленную ногу, с изрядной долей опаски, а вдруг мне только показалось, что проход изменился, и я все еще нахожусь на дне этого своеобразного колодца? Каким образом я буду выбираться?
Мои опасения оказались напрасными, в том плане, что тропинка, выходящая из расселины, шла прямо, и наверх подниматься не собиралась. Вот только проход стал настолько узким, что мне пришлось протискиваться боком, и у меня появились совершенно ненапрасные опасения, что я могу снова остаться без штанов, а заодно и без камзола, и без рубашки, но все обошлось, мои вещи остались целыми, а когда я втиснулся внутрь, то проход начал постепенно расширяться.
— Я ни на что не намекаю, но мне казалось, когда я со свистом летел сюда, то был гораздо стройнее, — последнее слово я произнес, сильно втянув живот, который и так был плоским и задерживая дыхание. Эва в ответ что-то неразборчиво пробормотала. Меня не покидало ощущение, что ее могу слышать только я один, но пока поблизости нет больше никого, на ком можно было эту догадку проверить, то и забивать голову раньше времени различной ерундой не следовало. — Чем ты меня наградила напоследок? До того, как стала недобровольной помощницей, как бы?
— Проклятье мучительных кошмаров, — неохотно ответила ведьма. — Только в момент наложения посмертного проклятья, уже вмешался этот камень, и что-то пошло не так, как должно было пойти. — А это значит, что я понятия не имею, какие именно сны будут тебя посещать отныне.
— Хорошо бы эротические, — хмыкнул я, прислушиваясь. На мгновение мне показалось, что я услышал невдалеке какой-то шум.
В проходе было на удивление светло. Не так, как при свете дня, но достаточно, чтобы не натыкаться на стены, а вполне видеть, куда я собственно иду. Еще в момент своего протискивания в проход, я разглядел странный серебристый мох, который покрывал стены. Именно он и издавал это тусклое, сумеречное сияние.
Остановившись, я принялся вслушиваться в царившую вокруг тишину. Нет, мне не послышалось — впереди явно что-то происходило, и плохо дифференцируемый звук долетал до того места, где я стоял, отражаясь от каменных стен прохода.