Искусство воскрешения

Обозрев скромное имущество проповедника, Магалена Меркадо устыдилась своего порыва: негоже шарить по вещам истинных святых. Складывая скарб в пакет, она обнаружила в страницах Библии пожелтевшую фотокарточку, женский портрет. Судя по чертам лица, это матушка Христа из Эльки. Надпись на обороте подтвердила догадку. Заголовок был выведен красными чернилами волнистым почерком ребенка, которому впервые доверили сложное каллиграфическое задание: Святейшая память — моя обожаемая маменька донья Роса Вега де Сарате. Ниже шли строки:

Мама, мама — слово это,
словно райской птицы пенье.
Навсегда дитя согрето
маминой любви гореньем.

Когда Магалена Меркадо вышла из дома, вечерело. Бедные лачуги из цинковых листов в сумерках выглядели еще беззащитнее. По земляным улицам не так-то просто ходить на каблуках, особенно там, куда женщины за неимением канализации выливают тазы с грязной водой. Кое-где невыносимо несло мочой и дерьмом.

У участка творилось черт знает что. Десятки людей, в большинстве — женщин и детей, оглушительно требовали немедленно отпустить проповедника. Сторожевые сдерживали смутьянов карабинами. Никому не давали приблизиться к дверям. Магалена Меркадо обратилась к самому юному охраннику. Он отправился переговорить с начальником, и через некоторое время ей разрешили войти.

Ей одной и никому больше.

В камеру без окон сквозь щели в цинковых стенах проникало ровно столько воздуха, чтобы не задохнуться. С потолка свисала сороковаттная лампочка, обсиженная мухами. Христа из Эльки она не застала, как ожидала, молящимся на коленях Отцу Предвечному. Он съежился в углу у двери и утирал нос, уставившись в пустоту.

Все лицо было в крови.

Сторожевой поставил ей у входа низкую деревянную скамеечку и, прежде чем удалиться, сухо обронил:

— Десять минут, не больше. Приказ начальника.

Магалена Меркадо подтащила скамеечку к проповеднику. Горестная фигура напомнила ей страдающего Христа. Ее переполнила чистая жалость. Она сняла с головы платок и вытерла кровь. Потом с животным трепетом вылизала раны, как львица вылизала бы больного детеныша.

Ни один не произнес ни слова.

Молчали они долго.

Наконец Христос из Эльки, не глядя на нее и не переставая шуровать пальцем в носу, спросил, почему Криворотый впустил ее. Не дождался ответа, кивнул на ее декольте и фыркнул:

— Вы, дщери Евы, известно, обладаете всеми ключами от мира сего. Стоит лишь выставить груди напоказ — и вот, двери отпираются и запираются по вашему хотению.

Магалена Меркадо объяснила, что важный прихожанин, который ходит к ней по ночам, ну, тот, про которого она рассказывала в день приезда святого, — это сам сеньор управляющий. А начальник сторожевых всегда отвозит ее домой к гринго, если тому так хочется.

— Криворотый один знает, что я обслуживаю гринго. То есть ему одному полагается знать.

— Он не спрашивал про план рабочих, — пробормотал Христос из Эльки.

— Какой план? — пытливо спросила она.

— Взорвать завод.

Магалена Меркадо застыла, ошарашенная.

— Не знаю, о чем вы, Учитель, — сказала она.