Читаем Искусство Востока. Курс лекций полностью

К сожалению, иллюстраций XI века, то есть самых первых не сохранилось. До нашего времени дошли (частично) свитки XII века, так называемые «Гэндзи-моногатари-эмаки», скорее всего сделанные по более ранним образцам (рис. 69). На эти свитки ориентировались художники последующих поколений. К концу эпохи Муромати (1392–1573) был создан подробный свод правил, определявший, какие эпизоды и как именно должно изображать всем, кто берется иллюстрировать «Повесть о Гэндзи». Естественно, что акцент мог смещаться в зависимости от художественных вкусов эпохи, но смещался он незначительно; традиция все-таки брала верх.


Рис. 69. Иллюстрация к «повести о Гендзи». XII в.


Пик интереса к живописному освоению произведения Мурасаки Сикибу приходится на эпоху Эдо (XVIII–XIX вв.); законодателями в этой области стали художники школы Тоса, которые открыли новое направление в иллюстрировании «Повести о Гэндзи», создав каноны чрезвычайно яркой, тонкой живописи на сикиси (прямоугольные листки плотной бумаги).

Из таких сикиси часто компоновались ширмы, но еще чаще их собирали в тетради с иллюстрациями к «Повести о Гэндзи». В XVIII веке возникла традиция использовать тетради с иллюстрациями к «Повести о Гэндзи» в качестве непременной составной части приданого невесты – каждую из 54 глав оформляли в отдельную тетрадь, и все тетради складывали в отдельный красивый ларец.

Традиция создания и восприятия текста в неразрывной связи с его визуальной стороной оказала определенное влияние на саму структуру текста моногатари.

Характерная особенность этих иллюстраций состоит в том, что авторов японских повестей интересует не столько связанность повествования, подчиненность его единой сюжетной линии, сколько детальная разработка отдельной сцены.

Когда читаешь хэйанские моногатари, перед тобой возникают, сменяя друг друга, разные, далеко не всегда связанные последовательным сюжетом эпизоды из жизни героев, и создается ощущение, что сама жизнь протекает как бы за кадром, нам же дозволено подглядеть (как хэйанскому кавалеру сквозь изгородь) только отдельные ее моменты. Эта фрагментарность, сосредоточенность на конкретике отдельных сцен ощущается и в живописи, связанной с хэйанскими моногатари.

Нигде в этой живописи нет каких-либо характеристик или выразительных лиц. Похожие на маски лица написаны в технике хикимэ кагихана (линия-глаз, крючок-нос), которая обозначает черты лица, но не индивидуальности.

Еще в эпоху Хэйан возник такой специфический прием японской живописи, как «сорванная крыша», который позволяет одновременно видеть то, что происходит и в разных помещениях дома, и вокруг него. Другими словами, используется старинный прием фукинуки ятай (взгляд с высоты птичьего полета), когда при изображении в интерьере убираются потолок и части стен. (В романе много сцен, которые происходят внутри помещений.) Образующиеся при этом ломаные линии (динамичность которых подчеркивает статичность фигур) как нельзя лучше передают характерную особенность традиционного японского интерьера с его многочисленными открытыми плоскостями, являющимися как бы продолжением окружающей природы. В результате человеческие фигуры, интерьер и природа сплетаются в единое целое.

«Правление вкуса» в высшей степени способствовало развитию цвета. Искусство сочетания цветов в повседневной одежде свидетельствовало о хороших манерах, как и умение разбираться в поэзии, каллиграфии и даже в бумаге для любовных писем или умение изящно назначить свидание.

Женская и мужская живопись

В период Хэйан остро ощущалось различие между проявлениями, связанными с общественной жизнью, и частными эмоциями. Публичная жизнь ассоциировалась с мужским (отоко) принципом, и его внешними проявлениями была китаизированная архитектура и поэзия – стихи записывались китайскими иероглифами (канси)[217].

Внутренний мир выражался в женской (онна) форме и в таких самобытных искусствах, как японская слоговая азбука кана, которая лучше подходила полисиллабической поэзии.

Эта дихотомия вызвала к жизни появление терминов онна-э (женская живопись) и отоко-э (мужская живопись) в сочинениях периода Хэйан. Исследователи идентифицируют онна-э с интровертными эмоциями и чувствами, а отоко-э с экстравертной физической активностью.

Онна-э (стиль свитков «Повести о Гэндзи») создает ощущение покоя в живописи благодаря тонким композиционным приемам. Для роскошных сцен (как в женской, так и в мужской живописи) часто используется трудоемкий процесс окрашивания: нижний пласт рисунка покрывается толстыми ровными слоями краски почти без тональной градации, после чего контуры прорисовываются тонкими сплошными линями. Точные изображения костюмов и причесок рисовались специалистами. Каллиграфические фрагменты писались полностью хираганой (японским слоговым письмом); бумага окрашивалась в разные тона и украшалась небольшими кусочками, вырезанными из золотой фольги.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Основы физики духа
Основы физики духа

В книге рассматриваются как широко известные, так и пока еще экзотические феномены и явления духовного мира. Особенности мира духа объясняются на основе положения о единстве духа и материи с сугубо научных позиций без привлечения в помощь каких-либо сверхестественных и непознаваемых сущностей. Сходство выявляемых духовно-нематериальных закономерностей с известными материальными законами позволяет сформировать единую картину двух сфер нашего бытия: бытия материального и духовного. В этой картине находят естественное объяснение ясновидение, телепатия, целительство и другие экзотические «аномальные» явления. Предлагается путь, на котором соединение современных научных знаний с «нетрадиционными» методами и приемами способно открыть возможность широкого практического использования духовных видов энергии.

Андрей Юрьевич Скляров

Культурология / Эзотерика, эзотерическая литература / Эзотерика / Образование и наука