Читаем Искусство вождения полка полностью

Прапорщик Ходский на мой вопрос, не он ли захватил батарею, скромно ответил, что он их не брал, а его рота обстреливала их издали – и на позиции, и когда они пробовали уйти. При его движении от Левиданы до Шавлишек он встречал только небольшие группы немцев, сопротивление коих его почти не задержало; вправо от него нет никого; он оторвался от других рот своего батальона, которые ввязались в бой у д. Гени, в 2,5 км позади. Настроение в роте Ходского было высоко праздничное: стрелки целовались, хохотали, острили; на посвистывавшие пули никто не обращал ни малейшего внимания; я обнял Ходского, похлопал по плечу самых задорных, веселых стрелков, поздравил роту. Мне хотелось попасть в Дукшты; окопы здесь прерывались шагов на 600, и приходилось следовать открыто в 700 шагах от немецких окопов; однажды, до этого боя, обходя фронт в спокойное время, я проделал эту операцию, но привлек на себя огонь 2–3 неприятельских стрелков. Ходский мне предложил двинуться на Дукшты перебежками и обещал поддержать мои перебежки дружными залпами. Настроение было столь приподнятым, что я вероятно пошел бы на это мальчишество, если бы меня не смутили мои гаубицы: их было только три, но разрывы их бомб положительно свирепствовали в той части Дукшт, вблизи костела, куда бы меня привела моя перебежка. Я одумался, решил двинуться в Дукшты более спокойным путем, распорядился, чтобы Ходский выслал пару сильных дозоров для наблюдения за своим правым флангом – там тянулись кусты, а 9-я рота была вся вместе, не имея ни одного дозора – и ушел к развалинам Благодатного.

В Благодатном я встретил трех стрелков своей пешей связи. Они шли из Левидан пешком и, руководясь указаниями конного разведчика, разыскивали меня. В Шавлишках еще не было ни одного офицера штаба, и ни одного донесения для меня. Нужно было принять какие-нибудь меры для заполнения 3-километрового зияющего интервала между д. Гени и окопами Ходского. Я послал одного конного разведчика к командиру III батальона, в район д. Гени – с приказанием возможно скорее снять батальон с участка Гени, где не слышно было больше ружейной стрельбы и, не теряя ни минуты, вести его к Шавлишкам. Другой разведчик должен был скакать в тыл, приказать снимать последнюю телефонную линию Левиданы – Антокольцы, сообщить в обоз I разряда о том, что мы заняли старые окопы, направить в Шавлишки знамя со взводом прикрытия, патронные двуколки, походные кухни, оркестр, офицерское собрание, сообщить всем, что позиция взята, и что надо все отбившиеся группы направлять в Шавлишки. С этим конным разведчиком в Шавлишки пошла и моя верховая лошадь.

Если бы у меня был больший запас конных, то я продолжал бы командовать верхом, по-старинке, и это было бы несомненно лучше. Но разъезжать в одиночестве по полю сражения было мало производительно. Пришлось в достаточно невыгодных условиях смешать старое с новым и опираться только на свою пешую связь, когда исчез последний конный разведчик. В районе Дукшт были видны отдельные группы наших стрелков. Я решил направиться туда, чтобы попытаться там организовать какой-нибудь резерв для усиления правого крыла. Из двух имевшихся дорог я выбрал более удаленную от неприятеля и двинулся с 3 стрелками связи.

По пути мне встретился подпрапорщик, фельдфебель какой-то роты II батальона, двигавшийся мне навстречу с 5 стрелками. Он доложил мне, что по слухам, к застенку Дукшты подходит командир I батальона Патрикеев, что на левом крыле до Вилии все благополучно; как расположены роты и какие – сказать не может, так как стрелки всех рот и пограничники совершенно перепутаны. В 300–400 шагах от дороги, по которой я иду, в канаве лежат 3 немца; они не сдаются и отстреливаются; он перестреливался с этими немцами, но теперь сдал этого противника подошедшей группе стрелков другой роты; его беспокоит полное отсутствие наших войск справа; он оценивает опасность оттуда грозной и просит меня направить туда, что можно; он раньше в составе II батальона занимал участок на крайнем правом фланге полка, знает, какие там в кустах имеются прекрасные подступы, и по собственной инициативе пробирается в район д. Тржецякишки для охраны полка справа. Я ему сообщил, в каком окопе сидит рота Ходского, поблагодарил за службу, одобрил его намерение, приказал о появлении немцев справа сообщать Ходскому и в штаб полка, в Шавлишки, и обещал ему выслать в Тржецякишки возможно скорее подмогу. На том мы и разошлись.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное