46
Сараев также с гневом пишет о действиях следователей прокуратуры. Их ошибки, по его словам, граничат с преступлениями против государства. Во время следствия они грубо обращаются с обвиняемыми и вынуждают их признаваться в несовершенных преступлениях. Сараева следователи грозили пристрелить, если он не подпишет ложные показания. Подписывая, он получал 10 лет за нарушение указа о хищении госсобственности от 7 августа 1932 г. Он рекомендует генеральному прокурору Сафонову в целях самообразования провести год-другой в лагере: «Тогда он бы имел реальное, а не отвлеченное понятие о 10-25 годах в заключении. Он бы по-другому, правильно смотрел на вещи. За бумагами следователей и приговорами судов видел живых людей. Тогда Сафонов повел бы на деле решительную борьбу с теми, кто формально-бюрократически относится к судьбе человека».47
Один грузинский судья отказался взять 10 000 руб., потому что «преступление» (квалифицировавшееся по ст. 58 п. б) повлекло за собой смерть многих людей и он боялся сократить максимальный приговор: ГА РФ. Ф. 9474. Оп. 16. Д. 355. Л. 14 об. (приговоры на процессах членов Верховного суда Грузинской ССР, декабрь 1949 г.).48
Там же. Оп. 7. Д. 912. Л. 193-194. Есть также свидетельства подобной тенденции в 1930-е гг. В качестве примера, относящегося к концу 1930-х гг., см. высказывание респондента Гарвардского проекта интервью, 50-летнего бывшего армейского офицера, который заявил, что знал методы НКВД, и заметил: «Если ты политический, никакая взятка не поможет. Того, кто тебя освободит, самого могут арестовать» (HIP. Schedule A. Case no. 175. P. 28). В конце 1940-х гг. Дэвид Даллин полагал, что блат не помог бы обвиняемым по ст. 58, потому что работники правоохранительных органов боялись последствий ненадлежащего поведения в политическом деле. См.: Dallin D. The Black Market in Russia // American Mercury. 1949. Vol. 69. P. 678-682.49
Судье Верховного суда Армянской ССР Арутюняну вменяли в вину получение в 1947 г. взятки от знакомого, чей сын обвинялся в изнасиловании (ГА РФ. Ф. 8131. Оп. 29. Д. 4. Л. 208-211). Отец был дантистом; по его показаниям, он, заметив, что у Арутюняна нет двух зубов, предложил по знакомству вставить их. Генеральный прокурор Сафонов писал в ЦК в марте 1950 г., что Арутюнян «грубо нарушил свой служебный долг» (письмо Сафонова Пономаренко, 28 марта 1950 г.).50
Нарушение указа от 7 августа 1932 г. квалифицировалось как преступление по ст. 58; указы от 4 июня, при всей их суровости, не приравнивались к ст. 58. Поэтому для судей было не столь рискованно брать взятки в делах по указам от 4 июня или в делах о кражах, преследовавшихся по другим статьям УК.51
В 1939 г. Министерство юстиции ликвидировало возможность частной практики для адвокатов (за немногими исключениями). Адвокаты вошли в состав юридических консультаций при судах. Были установлены тарифные сетки, определявшие, сколько следует платить адвокату за ту или иную услугу. См.: Huskey E. Russian Lawyers and the Soviet State. Princeton, NJ, 1986. P. 216-217. Есть все основания предположить, что это официальное ограничение адвокатских гонораров послужило мощным стимулом для «микста».52
В замечательной работе Юджина Хаски об адвокатах двух первых десятилетий советской власти (Huskey E. Russian Lawyers and the Soviet State) говорится об адвокатских гонорарах и упоминается феномен «микст» как вероятный побочный продукт более строгого регулирования платы, которую адвокаты могли взимать. Я нашел десятки примеров «микста» в военное время, но в целом, кажется, эта практика стала гораздо шире распространена после войны. Первой из западных ученых на «микст» обратила внимание, видимо, Дина Каминская, эмигрантка-адвокат, участвовавшая в ряде громких дел, включая дело Синявского и Даниэля. В своих мемуарах 1982 г. она писала о периоде 1960-1970-х гг.: «…за многие годы моей работы [адвокатом] я знала лишь нескольких [коллег], кто не брал “микст” вообще». Ее это несколько смущало: «Я пишу об этом, хотя и понимаю, что мой рассказ не украшает коллегию [адвокатов].» (Kamins-kaia D. Final Judgment: My Life as a Soviet Defense Lawyer. New York, 1983. P. 29-31). См. также: Luryi Yu. The Right to Counsel in Ordinary Criminal Cases in the USSR // Soviet Law after Stalin. Part I: The Citizen and the State in Contemporary Soviet Law / ed. D. Barry, G. Ginsburgs, P. Maggs. Alphen aan den Rijn, 1977. P. 105-115. Первые упоминания о «миксте», которые я смог найти в опубликованных источниках, содержатся в нескольких советских газетных статьях 1961-1963 гг. и немногих сообщениях западных журналистов и ученых, опирающихся на те же статьи в советской печати. См., например, статью Юрия Класова (Известия. 1961. 24 февр. С. 4), где говорится об адвокате, требовавшем по 5 тыс. руб. за каждый год, на который он сумеет скостить приговор своему клиенту. Согласно этой статье, чем выше размер «микста», тем усерднее адвокат трудился ради клиента. В печати сталинской эпохи я ни слова о «миксте» не обнаружил.