Ислам и политика: Сборник статей

Либеральный подход тоже «нутряной». Народ продуцирует демократию, как пчела мед, и, если этот мед у пчелы отнять, она начинает жалить. Другими словами, если мусульманам не дают мирно установить режим, какой они хотят, а он обязательно будет демократическим, то они берутся за оружие и становятся исламскими экстремистами. Вон как в Алжире повернулось: военные отменили второй тур парламентских выборов в начале 1992 года, когда могли победить исламисты из Исламского фронта спасения (ИФС), и тем ничего не оставалось делать, как уйти в подполье и создать вооруженные группы. И в Узбекистане точно такая же ситуация: «тиран» Ислам Каримов не дает мусульманам демократически себя заменить каким-нибудь халифом или эмиром. Что делать? Дать развернуться мирной демократической исламской оппозиции, холить и лелеять каждого оппозиционера, который выступает с лозунгами установления исламской власти в стране, ибо он и есть истинный демократ.

Вполне в духе социал-дарвинизма позапрошлого века рассуждения о демографическом приросте мусульман и расчеты соотношения жителей тех или иных вероисповеданий в Боснии и Герцеговине, в Косове как части Югославии, Македонии, Черногории, других регионах совместного проживания мусульман и православных в Евразии. Из этого рекомендация: усиленно размножаться славянам (православным).

Уж не знаю, куда отнести многократно слышанные рассуждения о том, что ислам – молодая религия. Пожалуй, на счет провинциального европоцентризма позапрошлого века. Предполагается, что ислам эволюционирует так, как эволюционировало христианство. Были в истории христианства религиозные войны – например, в XVI веке, когда христиане воевали за разное понимание веры? Были. Потом, правда, все успокоилось, и сытая бюргерская Европа стала оплотом веротерпимости. Так и с исламом – сейчас воюют, потом успокоятся. Что делать? Ждать и терпеть.

«Нутрянисты» крепко стоят на почве. Их любимый довод– «Я там был и видел это своими глазами» (вариант– «Я там был и этого не видел»), «Талибы – не монстры, которыми их изображают, а вполне приличные, добрые и гостеприимные люди. Они говорили, что хотят восстановить в Афганистане мирную жизнь». Ваххабитская кадарская зона Дагестана? «Мне тамошние салафиты сказали, что они страдали от рэкета милиционеров и потому взялись за оружие». Ваххабиты в Узбекистане? «Я там облазил на собственном животе все подполье и не встретил ни одного ваххабита». Мовлади Удугов? «Никакой он не исламист! Мы с ним водку вместе пили». Иностранные инструкторы? «Да был я в этих лагерях! Там пузатые резервисты проходят переподготовку с одним ржавым „Калашниковым“ на всех, и никаких международных террористов там нет». Любимое возражение «нутрянистов» – «Вы там не были. Вы этого не видели».

Читающая и слушающая публика, в том числе многие политики как потребители экспертных рекомендаций, с энтузиазмом воспринимает все эти «нутряные» рассуждения. В первую очередь потому, что политическое сообщество само заражено этими стереотипами. И не очень владеет фактурой.

А события последних трех десятилетий прошлого, двадцатого, века и начавшегося, двадцать первого, демонстрируют, что исламский экстремизм был и остается по преимуществу, если не исключительно, явлением «ветряным». Едва ли не в каждом конкретном проявлении исламского экстремизма удается обнаружить наличие внешнего воздействия как определяющего. Исследователь с «нутрянистскими» установками просто не в состоянии это воспринять. Ему для этого нужно было бы находиться одновременно в двух и более местах, чтобы «своими глазами» увидеть взаимосвязанные процессы, параллельно протекающие в нескольких точках земного шара. К тому же внешнее воздействие нередко осуществляется с использованием методов тайной войны, и обнаружение внешнего воздействия очень часто оказывается возможным только по прошествии времени – например, в мемуарах победителей холодной войны.

Исламский экстремизм используется как инструмент внешнеполитического влияния теми государствами, где ислам распространен, в борьбе друг против друга. Это делалось и делается в таких формах, как создание или поддержка уже существующих организаций и группировок радикального толка, их финансирование, обучение, использование с конкретными политическими целями, направленными в конечном счете на внутриполитическую дестабилизацию противника (программа-минимум) или установление дружественного, точнее, зависимого, политического режима (программа-максимум). Наиболее яркий и известный пример связан с глобальной по охвату активностью Ирана после победы исламской революции в этой стране в 1979 году. Известные факты – создание исламистских плацдармов в Ливане и Судане, в конечном счете неудачные попытки создать такие плацдармы в Алжире, Египте, Турции, Боснии. (Правда, справедливости ради надо отметить, что в последние несколько лет идет сворачивание этой активности, выражающее стремление иранской религиозно-политической элиты реинтегрироваться в мировое сообщество.)