Исландская карта. Русский аркан

О последних секундах жизни немалого числа ветеранов морского разбоя можно сказать лишь то, что они были ужасны. Но кто осудит людей, с диким торжеством утоляющих жажду мести?

Шли, и убивали, и сами падали под пулями, и уцелевшие не замечали павших. С диким воем катался по земле раб, раненный в пах, – не замечали и его. Лопухин пытался командовать – его не слушали. Бой перекинулся в поселок. Продуманный план летел к черту. Часть восставших кинулась к причалам, где была встречена ружейным огнем и отхлынула к неказистым портовым строениям. Поначалу отряд Лопухина состоял лишь из Еропки с бесчувственным Нилом на руках, Елбона, мичмана Кривцова, одного унтера и двух матросов. На счастье, одним из них оказался заводила-мраксист.

– Полундра! – орал он, временами перекрикивая пальбу. – Братва, ко мне!

Набралось десятка три человек, половина – вооруженные винтовками и револьверами. Иные, кому не досталось оружия, сжимали в черных руках кайла.

– Ну? – сверкнув зубами и белками глаз, обернулся матрос к Лопухину. – Так-таки на береговые батареи?

Впору было залюбоваться им. Бесшабашная удаль просто била из матроса ключом, и ее флюиды ощущал каждый. Мраксист, не мраксист – сейчас это не имело значения. Случайная группа мало что соображающих людей получила центр кристаллизации и на глазах превращалась в отряд.

– Сначала корабли, – сказал Лопухин, и матрос превесело хохотнул: ну то-то же, мол.

Чему тут радоваться, над кем торжествовать? Ясно ведь и младенцу, что захватить стоящие у стенки шхуну и баркентину – главное. Задача не единственная, но первейшая. Тем более, что причалы с батарей, похоже, не простреливаются.

– Эй, слушай команду! – звучно крикнул Лопухин, опередив на секунду матроса, уже открывшего было рот. – В порт, к пакгаузам… бегом… арш!

Кажется, мраксист сам был не прочь покомандовать, но сдержался, понимая, видно, на чьей стороне больший опыт такого рода дел. Правда, в последний раз граф водил людей в атаку больше пятнадцати лет назад, и те атаки против турок были кавалерийскими…

Но не зря говорят в народе: мастерство не пропьешь. Принцип один и тот же: подчинить людей своей воле и, пока они не успели опомниться, швырнуть их в огонь. Но себя – первого. Без оглядки, без колебаний и с полной верой в успех.

Был момент страха – послушаются ли? Но многоногий топот позади заставил сердце забиться радостнее – получилось! Ну, пошли дела кое-как…

Откуда только силы взялись – даже не задохнулся на бегу. Еропка, сдав Елбону мальчишку с рук на руки, догнал, держался в полушаге позади. «Вы еще не знаете моего барина – так вы его узнаете!» – было написано на его чумазой физиономии.

Пакгаузы – рядом. Трупы на земле – как неопрятные кучи. Залп. Свист пуль. Позади затянул жалобу голос раненого. Укрытие. Рассиживаться некогда. Те несколько пиратов, что палят с пришвартованных судов, самонадеянно полагают, что сумеют отбиться. Если догадаются начать пальбу из пушек на картечь или, еще лучше, обрубить швартовы и отойти от стенки – отобьются.

– Ребята! – крикнул Лопухин. – Слушай меня! По команде одним рывком – вперед! Атакуем оба судна. Кто трусит – прикройте нас. Приготовились… пошли! Ура!

Сырой и холодный ветер с моря, ударивший в лицо, показался горячим.

***

Бой в поселке продолжался уже час. Горели кабаки, веселые дома и жилища местных обывателей. Ярким пламенем пылали деревянные шахтные постройки. По-видимому, все рабы, кому повезло уцелеть в подземной бойне, успели покинуть шахту. Быть может, из живых остался под землей один лишь Елисей Стаканов, одержимый безумной идеей выйти из-под земли не иначе, как через прорубленную им самим штольню.

Задыхаясь от дыма, с волдырями ожогов на руках и лицах с восставшими сражались не только сильно поредевшие охранники и прервавшие разгул команды двух пиратских судов – дрались и обыватели, защищая свои дома и семьи. В домах, еще не охваченных огнем, на улицах, в узких грязных переулках разворачивались дико-жестокие рукопашные схватки.

Огрызаясь огнем, стараясь не упустить ни одной возможности нанести противнику потери, норманны демонстрировали бесстрашие и редкое боевое умение – восставшие же брали числом и яростью, не давая пощады никому, невзирая на возраст и пол.

С мостика захваченной баркентины Лопухин видел, как вдали, за пределами уже почти захваченного поселка убегают в горы несколько цветных точек. Наверное, женщины и, вероятнее всего, с детьми. Пусть уходят, меньше греха ляжет на душу. И все же можно понять беспощадность восставших рабов. Разве грудной младенец, которого ты пощадил из христианского милосердия, не вырастет со временем безжалостным убийцей? Иными здесь не вырастают…