— Японцы этого не допустят, — довольно беспечно, по мнению Лопухина, ответил посланник. — Обратись я к ним с таким ходатайством — все жилы вымотают, а толку и на грош не будет. Вы их еще не знаете. Улыбаются, бесперечь кланяются, на всякую просьбу у них ответ «хай», то есть «да», а на самом деле их «да» ничего не стоит. Просто форма вежливости, означающая «я принял во внимание ваше глубокоуважаемое мнение». Никаких последствий. То же самое с извинениями. Японец говорит: сумимасэн, то есть «мне нет прощения», — и вы опасаетесь, что он прямо в вашей гостиной учинит над собой смертоубийство… Само собой, вы его прощаете и утешаете по мере сил. Он же при этом, по всей вероятности, над вами смеется: ну какая такая сеппука? Чего ради? Тоже форма этикета, ничего больше.
— Но позвольте! — От удивления граф отклонился от темы. — Неужели вы хотите сказать, что харакири — выдумка?
— Ничуть. Иногда доходит и до крайностей. Но чаще всего намерение совершить харакири — не более чем угроза. Ритуальное и «благородное» самоубийство вассала может выставить его господина в невыгодном свете. Возьмите любого самурая — каждый из них хоть раз прошел через это, а кто на должностях — те и по нескольку раз. Само собой, они знают, на что идут — ведь их господин может не только не остановить вассала, но и прямо приказать ему совершить самоубийство. Но в японской жизни без этого никак. Риск. Впрочем, сейчас такое варварство случается уже редко, но еще несколько лет назад…
— Но ведь самурайского сословия больше не существует, — не очень учтиво перебил Лопухин.
— Существует. Отменены самурайские привилегии — это верно, но сословие осталось. Вот эти всадники-гвардейцы — кто они? Все до одного самураи, причем из хороших семей. Верность их вне сомнений. Право, вы зря сомневаетесь в них. Они защитят цесаревича от покушения гораздо лучше любых других стражей. Дадут изрезать себя на кусочки, а долг исполнят. Изменить или струсить для них означает покрыть позором не только себя, но и поколений двадцать славных предков. А кроме гвардейцев, цесаревича будет охранять полиция. Прибудем в миссию — убедитесь сами. Надежнее охраны не бывает.
— Признаюсь, я не менее его императорского высочества удивлен тем, что резиденцией ему послужит русская миссия, а не какое-нибудь строение во дворце императора, — проговорил Лопухин.
— Еще одна местная специфика. Он же гайдзин, хотя и цесаревич. А микадо — живой бог, по мнению японцев. Тем более ему приходится считаться с этим мнением. Ему охотно поклоняются, но плохо повинуются. Его Японское Величество, впрочем, и не особенно настаивает. Он может каждый день выпивать по ведру саке, может не вникать в государственные дела — с точки зрения министров, это только к лучшему, — может приглашать во дворец женщин известного поведения — все это в порядке вещей, на это закроют глаза. Совсем иное дело — стереть колоссальную разницу между божественным микадо и наследником монарха варварской страны. Населения не поймет-с! А министры просто не допустят.
— Гм… — ответил на это граф, и Корф с любопытством взглянул на него:
— Должен ли я понимать ваш скепсис в том смысле, что на цесаревича, по вашему мнению, возможно покушение здесь, в Японии? — прямо спросил он.
— А вы в это не верите?
— Нет, отчего же… Какой-нибудь полоумный бродяга из самураев, оставшихся не у дел, вполне способен на такое злодейство. Но приблизиться к цесаревичу ему не позволят, за это я ручаюсь головой. Что до служилого люда, то с этой стороны опасность совершенно исключается. Убить иностранного принца, гостя микадо, означает не более и не менее как опозорить японского императора и всю страну заодно! Кто решится на такой шаг? Нет-нет, об этом вы и думать забудьте! Цесаревич в полной безопасности.
— Со стороны японцев — может быть, — проговорил граф. — А со стороны неяпонцев?
Откинувшись на мягкую спинку сиденья, Корф несколько секунд размышлял.
— Вам что-то известно? — осведомился он.
— Не исключено.
Пауза. Молчание. Стук копыт, скрип рессор. Мелькание телеграфных столбов.
— Понимаю… Ну что ж, если найдете возможным ввести меня в курс дела — я весь к вашим услугам. Нужны ли толковые люди вам в помощь?
— Возможно.
— Я сведу вас с Иманиши Сюсаку — это полицейский чин, который отвечает за охрану цесаревича в Токио. И, пожалуй, прикомандирую к вам моего чиновника Побратимко, он светлая голова и знаток страны. Годится?
— На месте будет видно. Благодарю вас.
— Не за что. Всегда рад помочь.
«Неглуп и без подобострастия к Третьему отделению», — подумал о посланнике Лопухин. Ему нравились такие люди. Не нравилось другое: до сих пор не было никаких внятных мыслей по поводу заговора. Кто участники? Когда начнут действовать? И что предпринять в ситуации незнания — спокойно и терпеливо дожидаться первого хода противника?
Как бы он не стал последним…
Ехать, однако, надо было. Лично проверить. При малейших сомнениях в надежности охраны — немедленно телеграфировать Розену, чтобы прислал караул из морпехов, и пускай японцы хоть пеной изойдут, безопасность цесаревича дороже.