«Издевается? — подумал граф. — Нет, не похоже. Странный народ… Вот где растут и колосятся идеальные службисты!»
Весьма дипломатично он рассказал японцу об особенностях поведения цесаревича. Иманиши слушал внимательно и поклонился по окончании инструктажа.
— Хай, — принял к сведению.
— И еще… — Лопухин понизил голос. — Есть подозрения, повторяю, только подозрения, что цесаревичу может угрожать опасность не только со стороны ваших соотечественников. Я был бы признателен, если бы о визите каждого не знакомого охране европейца, было доложено мне, прежде чем он войдет в дом.
— Хай, — с поклоном отвечал Иманиши, явно предпочитая это краткое звучное слово русскому «слушаюсь».
Много времени занял осмотр миссии. Хоть и ясно было, что вероятность найти признаки готовящегося покушения здесь была близка к нулю, совершенно пренебрегать этой вероятностью было нельзя. Ничего подозрительного… Граф лишь зря выпачкал руки голубиным пометом, исследуя стропила на чердаке. В аккуратные домики слуг-японцев он заглянул только для проформы. Захотят спрятать оружие — спрячут так, что никто не найдет. Тут надежда только на то, что челядь дорожит выгодным местом службы, да на японскую полицию…
Цесаревича разместили с удобствами, Корф расстарался на славу. Не Гатчинский дворец, конечно, но по сравнению с каютой на корвете — роскошные хоромы. Спальня, гостиная, курительная, комната для слуг. Маловато мебели, но это в обычаях страны.
Лопухину отвели две комнаты во флигеле на втором этаже, удобные, но жаркие, как парилка в бане. Распахнул окна — полегчало, но не очень. Август месяц, по-местному — фумидзуки, месяц седьмой луны, мучителен и для самих японцев… Только бы духота не размягчила мозги!
Сделал визит цесаревичу — тот равно страдал от жары и трезвости и встретил «цербера» без приязни. Пожелав наследнику престола спокойной ночи, граф откланялся.
Ночь прошла ужасно. Обливаясь потом, Лопухин ворочался на влажной простыне и не мог уснуть. Звенели и кусались комары, залетая в открытое окно, а поди закрой его! Задохнешься. Один раз показалось, что кто-то заглядывает в окно сверху, свесившись с крыши. Достал из-под подушки револьвер, осторожно высунулся — никого. Мысленно чертыхнувшись, лег опять. Вот ведь подлость! На пиратской каторге в толще промороженных угольных пластов спал как убитый на груде вшивого тряпья, а здесь не уснуть на мягкой постели!..
«Надо купить сетку от комаров, — подумал он. — Почему это до сих пор не сделано? По дороге сюда я видел во многих окнах такие сетки. Мы не собираемся перенимать образ жизни японцев, наоборот, они перенимают наш, но почему бы не поучиться у них удобным мелочам?»
Под утро он все же задремал и видел во сне Ее. Любимая и запретная женщина улыбалась и звала за собой. Куда? Какая разница! И как всегда в таких снах — ноги приросли к полу, не сдвинуть. Подлый сюжет, но действующие лица хороши…
Утром Лопухин по примеру Корфа залез в бочку с горячей водой, выставленную в саду перед домиком, условно называемым баней. В этой воде можно было варить свеклу, раков и грешников. Посланник предупредил, что надо терпеть и не шевелиться, тогда рано или поздно наступит блаженство. И верно — наступило. Но куда большее блаженство Лопухин испытал, покинув деревянную посудину для мытья на местный лад.
Увидел, что две японки из числа прислуги нарочно остановились поглядеть на голого гайдзина и перешептываются, беззастенчиво уставившись на мужское гайдзинское естество, — нахмурился и прикрылся полотенцем. Корф хихикнул и резким окриком прогнал нахалок.
— Привыкайте, — сказал он, в свою очередь покидая кипяток. — Нагота естественна. В Японии естественное в цене. Японец может помочиться посреди улицы, и никто ему слова поперек не скажет. За наши представления о приличиях они нас больше всего дикарями и считают.
— Они едят сырую рыбу, зато варят в кипятке людей, — мрачно пошутил Лопухин.
— И к этому советую привыкнуть…
— А вы привыкли? — сердито спросил граф.
— Конечно. Представьте себе, купаюсь в такой воде каждый день и пользуюсь при еде палочками. Иногда на званом ужине у кого-нибудь из коллег-дипломатов — европейцы здесь держатся друг друга сильнее, чем где бы то ни было, — гляжу на вилку с ножом и в руки их брать не хочу: грубые, варварские предметы… Да вы сами привыкните!
— Не успею, — ответил Лопухин. — У нас всего десять дней, меньше, чем мы планировали. Надеюсь, вы сократили программу всех этих торжественных приемов, обедов и ужинов?
— Пришлось сократить, — вздохнул посланник.
— Ну и чудесно. Благоволите прислать мне копию. Что намечено на сегодня?
— Прием у микадо. Приглашены лишь цесаревич и я. — При этих словах Корф метнул на Лопухина быстрый взгляд, в котором читалось и мимолетное торжество дипломатического корпуса над Третьим отделением, и опасение: не сочтет ли граф личной обидой неприглашение во дворец микадо? Но Лопухин остался бесстрастен. — После аудиенции состоится банкет в честь его императорского высочества и, возможно, неофициальный ужин в узком кругу.
— Когда кончится этот ужин? — осведомился граф.