Испанец

- А ребеночек чего? - буркнула она. - Без отца?

Марина поспешно руку убрала, снова зябко повела плечами.

- Растут же дети без отцов, - беспечно ответила она, но голос ее предательски дрогнул.

- Ага, - ядовито заметила Анька. - Де Авалос безотцовщина! Классно придумала.

Марина не ответила; и Анька тоже смолчала, понимая, что подругу не переубедить.

- Вот черт, - буркнула она через некоторое время. - Барсучиха твоя шагает. Вон, вон косолапит. Нас увидела, чуть голову не свернула. Сейчас обрывать тебе телефон будет, дверь жопой вынесет… Может, ко мне поедем? А, Марин?

- Нет, - ответила Марина тихо. - Домой. Мне нужно поспать и побыть одной.

***

Дома Марина пролежала без движения почти сутки. Просто отвернулась к стене, закрыла глаза и устало выдохнула, сжимаясь в комочек. Уютное тепло окутало ее, где-то тихо тикали часы, и Марина сквозь полудрему слышала бабушкин голос, что-то рассказывающий, утешающий.

«Ничего, ничего, -  ворковала она, и Марине снилось, что ее поглаживают по волосам. - Все будет хорошо. Ничего».

И Марина без сил проваливалась в дрему еще глубже, засыпая свое горе.

Сквозь сон она слышала телефонные звонки, стук в дверь, но не могла открыть глаз и ответить.

«Это все равно не Анька, - сонно думала Марина, - она же знает, что я только прилетела и мне нужно отдохнуть. А все остальные могут подождать…» Скоро раздражающие трели смолкли, снова стало тихо и тепло, уютно, спокойно.

Утро было тихим, холодным и светлым. Вместо серого нудного дождя вдруг посыпалась мелкая снежная крупа. Марина, размешивая ложечкой горячий чай в стакане - в кухонном шкафчике завалялась пачка с пакетиками, - из окна  смотрела на поникшую от холода нежную зелень, на белесый скверик, задумчиво размышляла о том, что в Севилье сейчас очень тепло.

На диване, под пледом, завозился телефон. Марина поморщилась - ей не хотелось ни с кем говорить, - но все же глянула, кто звонит. На экране значилось «Жирная барсучиха», и Марина сбросила вызов, не сообразив, кто это назван таким экстравагантным именем.

Среди пропущенных было много звонков от Игоря - вот кто ей вчера не давал спокойно отдохнуть. Снова барсучиха… Телефон снова завозился в руках девушки, и Марина безжалостно занесла названивающее животное в черный список.

Следующей позвонившей была Анька, и даже с ней Марина говорить не хотела. Но не ответить она не могла - это было бы свинством по отношению к подруге, которая сделала для нее так много.

- Привет, Ань, - Марина сама удивилась тому, как тихо звучит ее голос. - Что ты хотела?

Анька, явно замерзшая, шмыгала носом, но даже по телефону, казалось, ее неуемная энергия бьет ключом.

- Маринка, - командирским тоном выкрикнула она, пыхтя так, словно бежала по улице со всех ног. - В окно выгляни!

-  Я смотрю, - меланхолично ответила Марина.

- Да в другое, черт! На кухню иди и посмотри в окно! - казалось, Аньку  распирает от восторга. Она замолкла на секунду, и Марина услышала резкие звуки  горна, словно Анька неумело пыталась изобразить какую-то мелодию, надувая щеки и дудя в трубу.

- Что ты придумала? - спросила Марина. Губы ее против ее воли расползлись в улыбке, когда она услышала эту импровизированную музыку. - Где ты взяла эту дудку?

- Это горн! - гордо ответила Анька. - Ну, смотришь?

Марина подошла к окну и отдернула занавеску.

Внизу, ежась в слишком тонком кашемировом пальто от непривычного холода, на белесом от колкой снежной крупы асфальте, стоял Эду - и неугомонная Анька рядом с ним, дудя в свой блестящий горн.

Марина вскрикнула и заплакала, зажимая рукой рот, чтобы там, на другом конце, ее слез не услышали, но Анька была неумолима.

- Не реви, - весело скомандовала она. - Мы сейчас тебе серенаду петь будем!

И она снова призывно продудела, надувая щеки.

Эду молча смотрел наверх, в окно, за тонкую занавесь, за которой пряталась Марина. Анька толкала его в бок и кривлялась, принуждая петь, а он просто смотрел и молчал, не в силах вымолвить ни слова, или просто не находя нужных и подходящих, чтобы высказать свои чувства, переполняющие его сейчас. И Марина, давясь слезами, тоже молчала, слушая вопли Анькиной трубы в трубке и глядя на Эду, осунувшегося, побледневшего и непривычно тихого.

- Как он нашел?.. - только и смогла произнести Марина.

- Инстаграм на что? - ответила грубая Анька. - Я тебя сдала с потрохами. Ну, пустишь мужа домой? Смотри, он уже замерз как собака. Еще немного, и склеит ласты, или от холода, или очумев от нашей российской действительности. Впрочем, нет, не пускай. Я его себе заберу, раз тебе не нужен. Мне он подходит.

Эду все так же молча смотрел наверх. Ему было очень холодно, он заметно дрожал, сунув руки в карманы светлого пальто, но, казалось, он намерен стоять тут целый век - или до тех пор, пока не пустят.

- Пусть… пусть поднимется, - прошептала Марина, чувствуя, что снова ходит с ума от взгляда его темных глаз. - Да, ты права. Нам нужно поговорить.

- Да ладна?! - притворно удивилась грубая Анька, но дернула Эду за рукав и указала ему на двери подъезда.