Испанка. История самой смертоносной пандемии

Прошло четыре дня после прибытия моряков из Бостона на местную военную верфь, и 19 матросов с симптомами гриппа обратились за медицинской помощью.

Лейтенант-коммандер Р. Пламмер, врач и главный санитарный инспектор Филадельфийского военно-морского округа, знал и о вспышке гриппа на причале Содружества и в Кэмп-Дивенс, и о распространении заболевания среди гражданского населения Массачусетса. Стремясь ограничить распространение эпидемии, он приказал немедленно организовать карантинные мероприятия в казармах и провести тщательную дезинфекцию всего, с чем соприкасались заболевшие.

Однако вирус уже ускользнул — и не только в город. Днем раньше 334 моряка покинули Филадельфию и направились в Пьюджет-саунд[375]. Многие из них прибыли туда уже больными, в крайне тяжелом состоянии.

Пламмер немедленно вызвал Пола Льюиса.

Льюис ждал этого вызова.

Он любил свою лабораторию больше всего на свете и пользовался безграничным доверием Уэлча, Теобальда Смита и Флекснера. Льюис еще в молодости заслужил их симпатию своими блестящими способностями — он успел поработать под началом каждого из них по очереди. Он уже достиг многого, и ему предстояло добиться еще большего. Он прекрасно знал себе цену — не в том смысле, что упивался самодовольством. Нет, просто он остро чувствовал свою ответственность, и собственные блестящие перспективы были для него не только и не столько честолюбивым стремлением, сколько бременем. Только предложение организовать и возглавить новый Институт Генри Фиппса (Фиппс заработал миллионы на компании U. S. Steel вместе с Эндрю Карнеги, а затем, как и Карнеги, стал выдающимся филантропом), связанный с Пенсильванским университетом, смогло выманить его из Рокфеллеровского института в Филадельфию. Льюис организовал Институт Фиппса по образу и подобию Рокфеллеровского института, хотя у нового учреждения была более узкая специализация — легочные заболевания (в частности, туберкулез).

В связи с гриппом Льюис и сам прекрасно понимал, что дело не терпит отлагательств. Он знал подробности о британских моряках, умерших в начале июля, и, по всей видимости, даже пытался вырастить культуры выделенных из их мокроты бактерий, чтобы приготовить сыворотку. Получив известие, что грипп появился на судоверфи, Льюис прибыл туда сам.

Именно ему предстояло руководить работами по выявлению и выделению патогена и попытками создать сыворотку или вакцину. Обычно это размеренный, пошаговый процесс, но времени на нормальные научные изыскания у Льюиса не было.

На следующий день заболели 87 моряков. К 15 сентября, пока Льюис и его ассистенты работали в Пенсильванском госпитале и военно-морском госпитале, вирус поразил 600 матросов и морских пехотинцев настолько серьезно, что им потребовалась госпитализация. Число больных росло с каждой минутой. В военно-морском госпитале не осталось свободных коек. Флот начал отправлять больных в гражданскую больницу — Пенсильванский госпиталь.

17 сентября пять врачей и 14 медсестер госпиталя внезапно почувствовали себя очень плохо. До этого никто из них не предъявлял никаких жалоб. Все они чувствовали себя нормально — и вот они уже в агонии, на госпитальной койке…

Моряков переводили из Бостона и в другие места. Грипп вспыхнул в Филадельфии, но то же самое произошло и в Грейт-Лейкс, учебном лагере при базе, расположенной в 50 км севернее Чикаго. Теодор Рузвельт распорядился построить эту базу в 1905 г., объявив, что это будет самая большая и лучшая военно-морская учебная база в мире. Она и вправду стала крупнейшей (45 тысяч моряков), а ее история обещала стать славной. Военно-морские инженерные батальоны — «морские пчелы» — появились именно здесь, а во время войны лейтенант Джон Филип Суза, известный американский композитор и автор национального марша США, создал в Грейт-Лейкс 14 полковых оркестров. Иногда все 1500 музыкантов играли вместе, радуя слух десятков тысяч матросов, собравшихся послушать музыку. Правда, когда вирус ворвался в лагерь, никаких особых скоплений людей — ни музыкантов, ни просто матросов — там не было. Грипп пронесся по казармам, как ударная волна мощного взрыва.

Роберт Сент-Джон, ставший одной из первых жертв болезни, был только что зачислен во флот и прибыл на базу. Его уложили на складную койку в огромном учебном зале (вскоре там будут лежать тысячи людей — без ухода и помощи). Сент-Джон позднее вспоминал: «Нам даже не мерили температуру, и я ни разу за все время не видел врача». Первым флотским товарищем для Сент-Джона стал паренек, лежавший на соседней койке. Ему было настолько плохо, что он даже не мог сам попить. У самого Сент-Джона едва хватало сил, чтобы добрести до столовой, принести воды и напоить соседа. На следующее утро санитар подошел к парню, посмотрел и накрыл ему голову одеялом. Потом пришли два матроса, переложили тело на носилки и унесли прочь[376]. К этому времени медицинское управление уже доложило во флотское интендантство: «Базе требуются 33 гроба»[377]. Очень скоро гробов понадобится намного больше.