– Что? – переспросила я, решив, что мне послышалось.
– Отец чересчур увлекся шахматами. Это было единственное, о чем он был способен думать днем и ночью. Поначалу это было просто хобби. Он лишь стремился получше вникнуть в игру. Но потом он начал покупать разные книги, изучая шахматные хитрости, разбирая все что ни на есть возможные комбинации. Ему присылали пособия по шахматам из Испании и Соединенных Штатов, причем американские он рьяно переводил на испанский. Изучал их буквально от корки до корки. Целыми днями он ставил перед собой шахматные задачи и пытался их решить. Он забросил работу. Единственное, к чему он стремился в жизни, – это сделаться непревзойденным гроссмейстером. И твой отец этим воспользовался. Дон Арманд был прирожденным шахматистом, а для моего отца это было нестерпимым вызовом. И вот однажды они заключили пари. Отец к тому времени уже совсем был не в своем уме. Как-то раз он вернулся домой и сообщил нам с матерью, что проиграл асьенду. Вот так вот.
«То есть эта асьенда прежде принадлежала Мартину?!»
– Это окончательно добило мою мать. Сердце ее не вынесло позора, когда нам пришлось перебраться в гостевой домик и все в городе об этом стали судачить. Какое-то время она еще пыталась как-то держаться, но в итоге это свело ее в могилу.
– Не может быть! – прошептала я в шоке. – Скажи, что ты шутишь.
Это ж просто немыслимо, чтобы его отец проиграл в шахматы все состояние!
– Те шахматы, что ты видела в ящике стола, принадлежали моему отцу. Именно за этой доской они и заключили свое пари. Арманд забрал их себе как трофей.
Я почувствовала глубокое сострадание к судьбе Мартина, к тому, что он потерял мать и лишился отцовского наследства. Но тут же меня охватил новый приступ гнева.
– Так вот почему ты остался здесь? Вот почему ты так сильно хочешь заполучить эту плантацию?!
Мартин не ответил.
– Ты рассчитывал, что, женившись на Анхелике, получишь асьенду назад и вся плантация снова станет твоей. – Я покачала головой, сама не веря своим словам. – Вот только Лорана в твоих планах не значилось. Верно? А теперь ты решил, что сможешь получить ее через меня.
– Нет. Я же сказал, что влюбился в тебя, что у меня к тебе возникли настоящие чувства. Я понимаю, что все это выглядит не лучшим образом, но я еще никогда не испытывал такого глубокого и крепкого единения ни с одной женщиной. Вот почему я никогда не хранил верность Анхелике. Теперь я вижу, что Анхелика для меня была лишь одержимостью, своего рода привычкой – и ничем более.
– А еще ведь насколько кстати, что я старшая дочь дона Арманда!
– В какой-то момент я действительно об этом думал, – признал Мартин. – И все же я не могу отрицать, что между нами есть глубокое взаимотяготение, есть некое духовное родство. И ты, несомненно, тоже это чувствуешь.
– Тяготение было до того, как я узнала, кто ты на самом деле.
– Но ты ведь тоже мне солгала, и я закрыл на это глаза.
– Потому что тебе так было удобнее.
Мартин шумно вздохнул, потирая пальцами веки.
– Нет, это нисколько не удобно – метаться между двумя сестрами. Особенно когда на тебя обрушиваются все эти чувства, а ты просто не знаешь, что с этим делать.
В этот момент в комнату вошла Каталина.
– Дон Кристобаль! – Сестра была еще в пеньюаре. – С вами все в порядке? Хулия рассказала мне, что произошло.
– Мне уже хорошо.
– Вам не следует тут лежать, в этой теснотище. – Она повернулась к дону Мартину: – Дон Мартин, давайте отведем дона Кристобаля к нему в спальню.
– Я же сказал, что со мной все нормально. Мне ничего не нужно. – Я спустила ноги на пол. – И уж тем более не нужен никакой врач.
С этими словами я вышла из комнаты. Все мои прежние представления об отце, о собственном будущем на этой плантации, все мои чувства к Мартину – все это словно обрушилось в один миг.
Глава 40
Проспав все утро, я проснулась в два часа пополудни. После такого удара головой мне, конечно, требовалось отлежаться. Рассеянно я осмотрелась по сторонам, поглядела на свою одежду: мужнино облачение по-прежнему оставалось на мне. Я припомнила, как пару часов назад слышала голос Хулии, которая настойчиво стучалась ко мне в спальню, что-то вещая насчет доктора. Но я ей не открыла. Я не желала видеть никаких врачей. Единственное, что я хотела – это спать. Так много я не спала уже долгие недели. И в то же время какая-то мысль постоянно теребила меня, не давая покоя, – некий факт, зацепившийся на задворках сознания. Какой-то тревожный вопрос. Нечто такое, что я обязана была вспомнить. Что же это? Может, мне это приснилось?
В голове отчаянно пульсировало. На темени нащупывалась изрядная шишка.
Медленно и осторожно я поднялась с постели. Я была голодна и к тому же мучима жаждой. Я решила, что, чем-нибудь перекусив, почувствую себя намного лучше. Может быть, даже вспомню эту неуловимую деталь, поймаю эту мысль, что не дает мне покоя. Я проверила, на месте ли накладная борода, нацепила очки, лежавшие на ночном столике.
В доме было тихо.
Держась за перила, я медленно спустилась по лестнице и направилась к кухне. Из гостиной доносились приглушенные голоса.