Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

Под мягким руководством Кобоса управление Испанией шло гладко, и могло создаться впечатление, что в течение двадцати или тридцати лет внутри страны ничего не происходило. Страшные грозы, бушевавшие в 1520–1521 годах, умчались прочь. Почти неестественное спокойствие воцарилось в политической жизни Кастилии, где повторяющиеся жалобы кортесов по поводу длительного отсутствия императора и тяжелого бремени расходов на его имперскую политику стали практически единственными внешними признаками серьезного беспокойства о будущем, которое когда-то вдохновило восстание комунерос.

В то время как спокойствие в стране, уставшей от гражданской войны, можно отчасти приписать искусному правлению Кобоса, не меньшую роль в этом играл статичный по своей сути характер политики Карла V. Его империя состояла из целого ряда наследственных владений – габсбургских, бургундских и испанских, – полученных этой династией в разные периоды и управлявшихся ею в зависимости от условий, отличавших одну страну от другой. Представление Карла о его многочисленных, разбросанных далеко друг от друга территориях было патримониальным. Каждую из этих территорий он считал независимым от других образованием, управлявшимся традиционным для него способом согласно его традиционным законам. Тот факт, что теперь эта территория являлась одной из многих частей, управляемых одним сувереном, не казался ему существенным. И надо сказать, что своим поведением его территории способствовали укреплению такого представления. Ни одна из них не хотела считать, что она имеет второстепенное значение только потому, что ее король является еще и императором Священной Римской империи и правителем других государств. Например, Испания в сентябре 1519 года взяла с Карла следующее обещание: «То, что титул императора ставится впереди титула короля Испании, ни в коем случае нельзя понимать как факт, ставящий под сомнение свободы и привилегии ее королевств».

Таким образом, связи между различными территориями, принадлежащими Карлу, по своему характеру напоминали связи между территориями, составлявшими средневековую федерацию Арагонской короны. Каждая продолжала пользоваться своими законами и свободами, и любое изменение этих законов с целью привести конституционные системы различных территорий к большему единообразию воспринималось бы как нарушение наследственных обязательств суверена перед его подданными. Этот традиционный взгляд хорошо выразил один из юристов XVII века: «Королевства должны управляться так, словно король их всех является королем только каждого отдельного из них». Суверен всех королевств оставался, прежде всего, королем каждого, и от него ждали – в наивном пренебрежении любыми возможными препятствиями, налагаемыми пространством и временем, – что он будет вести себя согласно этому принципу. Для арагонцев Карл был королем Арагона, для кастильцев – королем Кастилии, для фламандцев – графом Фландрии. И если иногда они позволяли себе испытывать определенное чувство гордости тем, что их король правит еще и многими другими территориями, то обычно его перевешивало раздражение, вызванное требованиями этих других территорий и, следовательно, пренебрежение их интересами.

Из концепции империи Карла, как простого объединения территорий, почти случайно связанных одним сувереном, вытекали важные следствия. Во-первых, она вела к «замораживанию» различных конституционных систем на этих территориях. Каждая внимательно отслеживала реальные или мнимые угрозы своему традиционному статусу, и это, в свою очередь, подавляло появление любых институциональных структур империи как единого целого, что, вероятно, понравилось бы Гаттинаре, но о чем сам Карл никогда не думал. Во-вторых, это препятствовало возникновению более тесных связей между территориями по экономическим или политическим причинам, что со временем помогло бы создать чувство принадлежности к империи, как к общему делу. В отсутствие этого чувства владения Карла продолжали мыслить исключительно в терминах своих собственных интересов и негодовать по поводу участия в войнах, которые мало их затрагивали или не затрагивали вовсе.