Во времена своих приездов в Мадрид Григорий Сыроежкин встречался с Евгением Птухиным, и не один вечер мы провели втроем. Два отважных человека начавших свою молодость в боевые годы гражданской войны, подружились. Им было что вспоминать И они тянулись друг к другу.
В счастливые часы в «Гэйлорде» мы втроем допоздна засиживались у открытого окна в темной комнате слушая ночные звуки Мадрида и ведя задушевные беседы. Но прежде чем рассказать об одном вечере едва не кончившемся для нас трагически, мне хочется отдать должное моему другу как военачальнику.
Евгений Птухин, несомненно, был выдающимся авиационным командиром, одним из тех людей, которые творчески осмысливали роль боевой авиации в будущей войне.
Старая тактика, созданная на академических кафедрах, не всегда оправдывала себя на практике. Необходимо было создавать новые приемы боевого применения авиации. Но печатное слово уставов, не поспевающее за быстрым развитием авиационной техники, связывало творческую мысль многих командиров. Требовались большая смелость, уверенность в себе и определенный риск чтобы в условиях войны, вдали от Родины, решиться на боевые эксперименты. Птухин был одним из немногих, кто шел на такой риск, не задумываясь над тем, что неудачи могут грозить ему неприятностями.
Можно было бы многое рассказать о том, как блестяще проявились способности Евгения Птухина в Испании, как умел он внушить летчикам веру в свои силы. В беседах с молодым талантливым летчиком Николаем Остряковым он психологически подготовил его к смелой атаке германского линкора «Дойчланд», из которой Остряков вышел победителем. Птухин одобрил и беспримерную, отчаянно смелую атаку эскадрильи истребителей Александра Гусева, увенчавшуюся победой над кораблями мятежников. Им была разработана и осуществлена атака секретного аэродрома противника в Гарапинильясе.
Однажды, когда мы с Птухиным вдвоем сидели после ужина в темной комнате у раскрытого окна, приехал Сыроежкин.
— Поедемте куда-нибудь в кафе или бар, только подальше, где не падают снаряды, — предложил он.
На авениде Тореадоров, в восточной части Мадрида, наиболее удаленной от линий фронта, напротив огромного темного здания Пласа де Торос мы остановились у одного еще открытого бара и отпустили шофера.
В зале с низким потолком тускло горело несколько синих маскировочных ламп, едва освещавших людей, сидевших за столиками. Только одна белая лампочка, упрятанная в глубокий абажур, бросала узкий, яркий луч на стойку бармена. Дым сигарет облачком плавал под потолком, сгущая мрак. Хриплые голоса подвыпивших мужчин и женщин сливались в общий гул, наполняя зал, пропахший табаком, вином и дешевыми духами.
Мы заняли места за стойкой и заказали бутылку марфиля прекрасного белого каталонского вина. Григорий бросил быстрый взгляд вокруг. Вблизи от нас, в конце стойки, за кассой сидела женщина, как мы узнали позже, хозяйка бара. Ей, несомненно, было уже лет за сорок. Тщательно причесанная, с большим гребнем в волосах, с мантильей, накинутой на плечи. На ее руках поблескивало много колец, и браслет позванивал каждый раз, когда она поднимала руку к кассе. В ее лице было что-то такое, что заставляло нас временами поглядывать на нее. Скорей всего мы ловили на себе ее взгляды.
Мы не хотели привлекать к себе внимании посетителей бара. В Мадриде скрывалось много тайных агентов «пятой колонны» Франко, готовых при удобном случае всадить на неосвещенной улице нож в спину или пустить пулю в затылок иностранному добровольцу.
Мы сидели молча, потягивая вино и поглядывая по сторонам. Двое парней, аккомпанируя на гитарах, пели не совсем пристойные песни. Расположившиеся за ближайшим столиком анархисты с черно-красными платками на шеях одобрительна кричали: «Оле!»
На улице у входа заскрежетал тормозами автомобиль комендантского патруля. Вооруженные люди вошли в бар. Тонкие лучи их электрических фонарей заметались по залу, выхватывая из синего сумрака лица притихших людей.
— Внимание! Всем оставаться на своих местах. Предъявить документы! — произнес резкий голос. К освещенной стойке подошел офицер, начальник патруля, с крупнокалиберным пистолетом в руке. Он оглядел сидевших у стойки людей и, вплотную приблизившись к Евгению, произнес;
— Документы!
Птухин молча протянул свою штабную книжку.
— О мой генерал! Прошу прощения! — громко воскликнул офицер, почтительно возвращая документ. — Это ваши товарищи? — указал он на нас и, не ожидая ответа, вдруг сказал: — Разрешите выпить с вами за русских летчиков!
Засунув свой «стайер» за пояс, офицер жестом потребовал у бармена бокал. Мы чокнулись с ним, и к нам потянулись со своими стаканами собравшиеся вокруг люди.
— Вызывай машину, — буркнул Григорий.
Но телефон в баре был давно снят.
— Тогда пошли пешком, а то придется пить со всеми, — сказал Евгений и направился к выходу.
Мы вышли на темную авениду и, дойдя до угла свернули на улицу Алькала.
До «Гэйлорда» было далеко, кварталов десять. Позади нас, на противоположной стороне пустынной улицы, послышались поспешные шаги. Людей в темноте не было видно.