Испанские каникулы

Ему никто не ответил. Аманда повернулась обратно к Беатрисе; Октавия разглядывала какую-то книгу в яркой обложке. Хью с минуту смотрел на свое семейство, затем развернулся и зашагал прочь по коридору.

Спускаясь по лестнице, Хью услышал, что из гостиной доносится старомодная, смутно знакомая музыка. Он пересек холл, дошел до двери и остановился. У него сдавило горло. Хлоя стояла посреди комнаты — освещение в гостиной было мягкое, приглушенное — и загадочно глядела куда-то вдаль. На ней было темное расклешенное платье; светлые волосы зачесаны назад и уложены завитками. В руке Хлоя держала бокал со спиртным. Она как будто явилась сюда из другого времени. «Словно рисунок тушью Бердсли или эскиз из журнала мод тридцатых годов», — подумал Хью. Кожа у нее была по-прежнему бледной, невзирая на день пребывания на солнце, но когда Хлоя повернулась и увидела Хью, на щеках у нее проступил слабый румянец.

— Привет, — произнесла она и сделала глоток.

— Привет, — отозвался Хью, осторожно вступая в комнату.

— Тут есть джин, вино, виски… — Хлоя указала на маленький столик, стоящий рядом с обеденным. Она сделала еще глоток, прошла к камину и обернулась. — А где Аманда?

Хью показалось, что этот вопрос прозвучал скорее, как утверждение. Как констатация факта.

— Она наверху с детьми, — ответил Хью и остановился. Ему не хотелось думать об Аманде. — А где Филипп? — парировал он.

— Понятия не имею, — отрезала Хлоя. Ее глаза слегка сверкнули. — Мы друг за другом не следим.

Хью очень медленно, пытаясь выиграть время, смешал себе джин с тоником. Он бросил два кубика льда в тяжелый бокал и стал смотреть, как прочие ингредиенты шипят и пузырятся вокруг них.

— Хорошая музыка, — сказал он, поворачиваясь.

— Да, — откликнулась Хлоя. — Это старый проигрыватель на семьдесят восемь оборотов. Его отыскала Дженна.

— Как это похоже на Джерарда — держать у себя подобную реликвию. — Хью улыбнулся и поднял бокал. — Ну, твое здоровье.

— Твое здоровье, — несколько насмешливо отозвалась Хлоя. — За твое распрекрасное здоровье.

Они выпили молча, глядя друг на друга поверх бокалов и слушая джазовую мелодию тридцатых годов, сопровождаемую потрескиванием пластинки.

— Ты замечательно выглядишь, — некоторое время спустя сказал Хью. — Красивое платье. Ты его…

Он дернулся и осекся. Как раз вовремя.

Но было уже поздно. На лице Хлои отразилась смесь скептицизма и презрения.

— Да, Хью, — медленно, словно бы тщательно обдумывая каждое слово, произнесла она. — Так уж вышло, что это платье я сшила сама.

Воцарилось напряженное молчание. Мелодия закончилась, сменившись шорохом и шипением.

— Ага! — Веселый голос Дженны нарушил тишину, и Хью с Хлоей непроизвольно дернулись. — А что случилось с музыкой?

— Она закончилась, — ответил Хью.

Он взглянул на Хлою, но та отвернулась.

— Ну так заведите ее снова! — предложила Дженна. — Это нетрудно!

Она поставила поднос, подошла к проигрывателю и быстро завела его. Музыка ожила снова; теперь она была даже более быстрой, чем в тот момент, когда Хью вошел в гостиную.

— Вы правы, — сказал Хью. — Это нетрудно.

Он снова посмотрел на Хлою, и на этот раз их взгляды встретились. На несколько мгновений между ними словно бы протянулось нечто туго натянутое и поблескивающее, как нить паутины. Потом Хлоя отвернулась, и паутинка порвалась.

К тому моменту как они уселись за стол, Филипп успел опустошить три бокала виски и налить себе четвертый. Он лишь хмуро взглянул на Хлою, когда вошел в комнату. Потом, кивнув остальным, тяжело опустился в кресло. Мысли его вращались по кругу.

Почему она не может просто оставить его в покое? Почему раздула целое дело из одного-единственного звонка? Если бы она ничего не сказала, он смог бы держать свои страхи в узде. Продолжал бы поддерживать видимость спокойствия и самообладания. Но ее вынюхивание и придирки взбаламутили мутную поверхность его сознания и подняли тучи беспокойства. Теперь они повисли и застыли, отказываясь оседать, словно ядовитые осадки. Они душили все новые, свежие мысли, оставляя лишь давние, дрянные тревоги, всплывающие на поверхность, словно грязная пена.

Скупка контрольного пакета акций — так они это называют. Да, его они теперь контролируют. Его мысли, его жизнь, его семью. Филипп сделал большой глоток виски, словно надеясь прочистить себя алкоголем, и мысленно повторил фразу, служащую для него мантрой. «Они собираются сохранить пятьдесят процентов филиалов». Пятьдесят процентов. Это говорилось в меморандуме, выпущенном в один день с заявлением о слиянии компаний. Единственное прямое обещание посреди всех этих сладких слов и эвфемизмов насчет рентабельности, совместных усилий и стратегии, нацеленной в будущее.

Они письменно пообещали сохранить половину филиалов. А это, рассуждая логически, означает, что у него шансы пятьдесят на пятьдесят. Его подразделение работает хорошо. Он заслужил награду. Пускай эта наемная команда менеджеров-кровопийц работает по самым извращенным правилам, но каких бы расчетливых взглядов на банк они ни придерживались, на кой им уничтожать одну из лучших команд?