Испанские нищие

Раздались протестующие возгласы. Они с Уиллом этого ожидали. Мысль о ведении военных действий вызывала внутреннее неприятие. Дженнифер и Уилл внимательно слушали, подсчитывая сторонников. Все должно быть открыто и легально: сообщество – прежде всего. Но оно тоже меняется. Восемь выбранных советников будут занимать свои кресла только два года. Ларе Джонсон – второй муж Наджлы; она может еще раз выйти замуж, а у Рики может появиться другая жена. А по достижении шестнадцати лет в выборах будет участвовать следующее поколение. Шестнадцать лет для Неспящего с генемодами – достаточно зрелый возраст, чтобы сделать разумный выбор; выбор Миранды будет сверхразумным.

Значит, можно подождать. Никого принуждать не придется. Именно так функционировало сообщество здесь, в Убежище. Постепенно достигалось взаимопонимание среди членов, которые имели право на собственное мнение именно потому, что продуктивно работали. Дженнифер выждет, пока ее сообщество само не придет к решению. При этом научно—исследовательские лаборатории принадлежат ей. Они построены и финансируются на ее деньги. А то, что принадлежит ей, приступит к работе немедленно. И к тому времени, когда сообществу понадобится биологическое оружие, оно будет уже готово.

– Полагаю, – сказала Наджла, – что нам следует подумать о следующем поколении. Какие отношения сложатся у нас с федеральным правительством спустя двадцать лет? Если мы подставим все переменные в уравнения социальной динамики Гиери—Толлерса...

Дочь. Умная, талантливая, преданная. Дженнифер любовно улыбнулась Наджле. Она защитит свое дитя.

И начнет исследования по генемодному биовооружению.

Поселившись у Лейши в пустыне, Дру столкнулся с двумя проблемами: Эрик Бевингтон—Ватроуз и пища. Он догадывался, что ни одна живая душа не подозревала о них. Окружающие считали, что мальчика тревожит совсем другое: незнакомый образ жизни, сбивающее с толку обличие людей, разговоры ишаков, которых он раньше никогда не слышал, то, что очень многие не спят, и то, что в ожидании сентября придется бездельничать.

Все это отнюдь не волновало Дру. Но ничегонеделание, как он понял в первый же день, не поможет удержать скутер на ходу в таком месте. Эти люди боялись праздности.

Поэтому он находил себе занятия и старался, чтобы все видели. Он выучил имена всех обитателей компаунда, как они прозвали это место. Он выучил их родственные отношения. Во—первых, Лейша. Потом ее сестра, старая дама – Спящая. Затем ее сын Джордан, тоже Спящий, и его жена Стелла, Неспящая; Дру очень быстро усвоил, что их лучше называть "мистер Ватроуз" и "миссис Бевингтон—Ватроуз", такими уж они были. У них трое детей – Алисия, Эрик и Сет. Алисии уже, наверное, лет восемнадцать, но еще не замужем, что казалось Дру странным. В Монтронсе женщины в ее возрасте уже рожали. Возможно, у ишаков все по—другому.

Жили там и другие люди, в основном Неспящие. Дру узнал, что они занимались законом, деньгами и тому подобными делами ишаков, и старался проявить интерес или оказать услугу, бегая с поручениями и поминутно спрашивая, не нужно ли им чего. Однажды он услышал, как Алисия сказала: "Подобострастный лакей", – но старая леди довольно резко оборвала ее:

– Не смей судить о нем, юная леди. Невзирая на свою наследственность, он ведет себя молодцом, и я не позволю оскорблять его!

Дру не знал, что значат все эти слова. Но понял, что нравится старой леди, и старался изо всех сил услужить ей.

– У тебя случайно нет брата—близнеца, Дру? – спросила она однажды, медленно—медленно перебирая кнопки терминала.

– Нет, мэм, – поспешно ответил он. От такого предположения у него даже мурашки побежали по телу. Чтобы кто—нибудь был похож!

– А! – старая леди слегка улыбнулась. – Значит, ты абсолютно уникален.

Они употребляли уйму непонятных слов, непонятными были их мысли, привычки. Они велели ему пользоваться ножом и вилкой, не разговаривать с полным ртом, говорить "спасибо". Дру прилежно подчинялся. Они попросили научиться читать, и он работал с терминалом каждый день, недоумевая, зачем это нужно. Терминалы беседуют с тобой обо всем, что тебя интересует, а когда на экране написаны слова, то для рисунков остается мало места. Картинки всегда были понятнее. Он воспринимал окружающее в виде образов, цветов и форм. Старая леди, например, представлялась ему в виде спирали красновато—коричневого цвета.

Еще ему велели ладить с Эриком Бевингтон—Ватроузом, и есть, что оказалось потруднее чтения. Именно Эрик первым заметил, что Дру трудно есть их пищу.

– Не нравятся настоящие харчи, да? – поддел Эрик. – Привык к эрзацам, и все натуральное жжет тебе брюхо?

– А что тебе нравится? – тихо спросил Дру. Эрик пошел за ним к огромному тополю у ручья, туда, где Дру любил посидеть в одиночестве. И вот он напрягся и начал медленно поворачиваться так, чтобы за спиной оказалась вода.

– Ты гаденыш, – сказал Эрик. – Неплохо здесь устроился, паразит. Ни читать, ни есть по—человечески не умеешь. Даже мыться. Зашел бы хоть в воду, чтобы волны вымыли твою задницу!