Испанский рассвет

– Секундочку… По-моему, кто-то улыбнулся?

Мия искоса посмотрела на него.

– Даже не пытайся улыбаться.

Мия старалась как могла.

– Нет, нельзя. А то придется вспомнить какую-нибудь папкину шутку.

Мия держалась из последних сил, но уголки губ уже предательски смотрели вверх. Эстер и Альма хохотали. Бакстер вдруг вспомнил, как Альма сказала ему однажды, что он прячется за своими шутками. Только не сейчас. Он всего лишь хотел, чтобы Мия воспряла духом. А это разные вещи.

– Предупреждаю, Средиземное море просто страшное. Вместо воды там грязь. У мороженого вкус горохового пюре. А на месте игровых площадок сплошные развалины. Играть там опасно для жизни. – Мия почти сдалась, и он вывалил последний аргумент: – Как насчет папкиной шутки номер 764?

– Только не это! Не позорься!

Все, она на крючке.

– Какой птице прописали парацетамол?

Мия закатила глаза.

– Жар-птице!

Лицо малышки расплылось в улыбке.

– Вот она, моя девочка, моя красавица.

И даже если улыбка скоро исчезнет с лица Мии, такова жизнь… со всеми ее взлетами и падениями.

В Хавею они въехали с северной стороны. Бакстер на переднем сиденье болтал с Альмой, а Мия с Эстер расположились сзади, прижавшись друг к другу. Перед глазами мелькали бесконечные оливковые и апельсиновые рощи с разбросанными между ними виноградниками; короткие лозы торчали из огненно-красной земли и больше походили на кусты. Кругом росли пальмы, что давало Хавее полное право считаться райским уголком. Невысокие оштукатуренные дома с терракотовыми крышами несли на себе отпечаток мавританской культуры с ее причудливыми орнаментами и арками в форме подков.

Скоро впереди возникло похожее на океан мерцающих драгоценностей Средиземное море во всем его ярко-синем великолепии. Хавея спряталась в большой бухте, защищенной с обеих сторон скалами. Альма объяснила, что справа от них, в южной части, находится пляж, а в трех километрах к северу – порт, скопление ресторанов и отелей.

– Я хочу остаться здесь навсегда, – прошептал Бакстер, любуясь представшими взору видами.

– Теперь понятно, почему это место так притягательно для Madrileños?

– Madrileños? – переспросил Бакстер.

– Жители Мадрида, pijos.

– ¿Pijos?

– Ну… как они называются… люди с деньгами, у которых есть пляжные домики, огромные перстни и быстрые автомобили.

– А, понял, – сказал Бакстер. – Огромные перстни и быстрые автомобили.

– Pijos, – повторила Мия, глядя в окно.

– Не вздумай переводить, – предупредила Эстер.

Машина катила вдоль моря в сторону порта. На полпути Альма остановилась. Поблизости не было ресторанов, и, если не считать редких любителей спортивной ходьбы и бега, ничто не нарушало спокойствия окрестностей. Их окружали малоэтажки с балконами, как из сказки, и виллы, утопающие в фиолетовых и розовых кустах герани. Береговую линию из песчаника омывали сверкающие синие воды. Чуть дальше, под пристальным взором роскошных домов, примостившихся на скале, покачивались лодки.

Соленый ветер дул со стороны моря и обрушивал на берег волны. Бакстер натянул на Мию свитер и взял ее за руку. Они подошли к кромке воды.

Альма указала на одно из многочисленных углублений в темной скале.

– Римляне вырезали глыбы песчаника и использовали его в качестве строительного материала. Во время прилива, когда образовавшиеся низины заполнялись водой, они принимали там ванны. Такой вот огромный спа-курорт получился.

Слушая Альму, Бакстер вспомнил, как ее страстное отношение к жизни заставило его снова взять в руки гитару и, без преувеличения, вернуло к жизни. Теперь он испытывал угрызения совести. Получается, он использовал Альму просто как лекарство от горя. Она не заслужила такого отношения.

– Римляне отправляли в Валенсию своих генералов после выхода на пенсию. Подозреваю, что многие приезжали именно сюда. – Она махнула рукой куда-то в сторону моря. – Два часа по воде, и ты в Ибице. Но лично я люблю Хавею. Она более… э-э… cómo se dice… самобытная.

Интересно, а что Альма думает про него? Что, если он подарил ей ложные надежды? А вдруг она ждет продолжения? Кто знает. Хотя вполне вероятно, что она и забыла про их поцелуй. Почему он не может выкинуть Альму из головы? Здесь-то как раз все понятно – пресловутое чувство вины.

Бакстер подобрал камень и пустил «блинчик» в сторону Ибицы, потом крепко сжал в руке ладошку Мии. С каждой волной, накатывавшей на берег, уходил груз с души. Все у них получится. Он уже сделал первый шаг, решив покончить с враньем. Но этого недостаточно. Чтобы стать по-настоящему хорошим отцом, он должен собрать воедино все части пазла. Альма как-то сказала, что Бакстер должен просто начать жить, ведь больше всего Мия нуждается именно в нем прежнем. Возможно, это и есть недостающая часть головоломки.

Но что стоит за словами «снова начать жить»?

А ответ, оказывается, все время был на поверхности, словно замер и ждал, когда же Бакстер сподобится задать вопрос. В душе возникло хорошо знакомое дразнящее чувство, что вот-вот родится новая песня, и, как только он распахнул для нее свое сердце, мелодия и слова вырвались наружу.