Испанский садовник. Древо Иуды

Стоя на одном колене у нижней полки, она выпрямилась, но взгляд на него не подняла.

– Нет, ничего, ничего.

То, что она лукавит, было слишком очевидно. За обедом – она согласилась остаться и слегка перекусить, но исключительно чтобы сэкономить время, – он попытался развеять мрак.

– Вы ничего не едите. Позвольте предложить вам салат?

– Нет, спасибо.

– Тогда еще кусочек заливного.

– Ничего не надо, прошу вас. У меня сегодня нет аппетита.

– Раз так, если вы больше ничего не хотите, давайте отдохнем на террасе. Солнце там хорошо припекает.

День выдался очень теплый, Вильгельм успел расчистить снег и выставить садовые стулья. Они уселись лицом к великолепной альпийской панораме.

– У вас здесь самый чудесный вид Швейцарии, – прошептала она. – Сможете любоваться им по крайней мере еще несколько дней.

Последовало молчание. Думая умилостивить ее, быть может даже успокоить, он сказал:

– Надеюсь, вы понимаете, Фрида, что я всегда буду питать к вам высочайшее уважение.

– Вот как?

– Всегда. Кроме того, Фрида, я не принимаю вашу помощь как должное. Мне бы хотелось, чтобы вы выбрали из моей коллекции что-нибудь в качестве сувенира.

– Вы очень щедры, мой друг, но я не люблю сувениры. Они всегда навевают грусть.

– Но я настаиваю.

– Что ж, если мне предназначено грустить, то так тому и быть. Отдайте мне маленькое фото, что стоит справа на вашем письменном столе.

– Вы имеете в виду тот снимок, где мы с вами на горе Ризенберг?

– Точно так. Вот его я возьму на память.

– Моя дорогая Фрида, – улыбнулся он с упреком, – можно подумать, вы зачитываете некролог.

Она смерила его долгим грустным взглядом.

– Чему ж тут удивляться? – Она больше не сдерживалась. – Бог мой, как вы меня огорчаете. Не хотела я вам это показывать, но вы вскоре все равно узнаете.

Фрида открыла сумочку, вынула газетную вырезку и передала ему. Он увидел, что это статья из «Дейли эко» – газеты, которую она обычно не читала. Заголовок гласил: «Резня в Конго – пятьсот погибших». Он быстро пробежал глазами сообщение: «Вчера вечером в провинции Касаи, где последние несколько недель назревал конфликт, разразилась племенная война. Инакомыслящие аборигены балуба предприняли жестокое и ничем не спровоцированное нападение на деревню Тохиленг. Завязалась жестокая битва, в течение которой деревня переходила из рук в руки. В конце концов ее подожгли, и теперь там осталось лишь пепелище. По подсчетам, под обгоревшими пальмами и банановыми деревьями полегло пятьсот человек».

– Вот теперь вы знаете, куда едете, – сказала она.

Он поднял на нее взгляд и увидел, что она, по-прежнему не отрываясь, смотрит на него. Он ничуть не расстроился, только больше утвердился в своем решении.

– Фрида, – холодно произнес он, – я прекрасно сознаю, что последние два дня вы пытаетесь отговорить меня от поездки – несомненно, из лучших побуждений. Но мне кажется, вы не совсем понимаете, как глубока моя любовь. Я в курсе, насколько тяжелы там условия. Но я все равно поеду. Я бы поехал за Кэти на край земли.

Она сжала губы и вздохнула:

– Да, мой друг. Всегда так случается, когда пожилой мужчина одержим юной девой. И финал всегда трагичен. Я хорошо помню великий немецкий фильм «Голубой ангел»[76].

Он покраснел от возмущения.

– Даже сравнивать нельзя. У меня совсем другие обстоятельства.

– Действительно, – согласилась она потухшим голосом, – старый профессор отправился всего лишь в цирк. А вы уезжаете… – Она отвернулась, прикрыв лицо рукой. – Да, я чувствую всем сердцем… вы уезжаете… – И опять она не смогла договорить, едва слышно пролепетав: – Туда, где вас ждет гораздо худшая судьба.

Он собрался дать ей резкую отповедь, но из уважения к ее страданию сдержался. Она всегда умела скрывать свои чувства, никогда не прибегала к слезам, но сейчас она была явно расстроена. Выпрямившись на стуле, он уставился вдаль на снежные вершины. Оба умолкли надолго. Наконец, по-прежнему не поворачивая головы, она поднялась.

– Мой друг, сегодня я больше ничего не могу для вас сделать. Приду завтра.

– Очень жаль, – проворчал он, раздосадованный ее неожиданным уходом. – Неужели вам обязательно идти?

– Да, до завтра. Если я хочу увидеться с мадам Шуц и нашими друзьями, то для начала я должна привести себя в порядок.

Он больше не возражал, проводил ее до машины, подождал, пока «дофин» не перестал тарахтеть. После этого он закрыл ворота и захромал обратно в дом. Перечитал заново газетную вырезку, слово за словом, потом решительно порвал ее в клочки.

Целый день он продолжал работать, но все время поглядывал на часы. В пять он должен был позвонить Кэти в Маркинч, в дом священника, где она остановилась: об этом они договорились еще до ее отъезда. После переживаний и проблем последних двух дней ему не терпелось услышать ее голос.

Наскоро проглотив чашку чая, он подошел к телефону, набрал междугороднюю и назвал номер Фодерингеев. Линии были свободны, через десять минут его соединили. Он очень обрадовался, услышав, что трубку сняла Кэти: хотя, конечно, она сидела у телефона и ждала, когда он позвонит.

– Кэти, это ты! Как ты, дорогая?