Испанский садовник. Древо Иуды

Все оказалось на удивление просто. Мелодия была такой заразительной, а Дорис так хорошо танцевала, так чутко улавливала малейшее движение и держалась свободно, что он неожиданно для себя обнаружил, как подчиняется ритму, импровизирует шаги – в общем, отпустил тормоза.

Когда оркестр внизу закончил играть, она снисходительно кивнула.

– Разве я не говорила?

– Замечательно, – признался он. – Я даже понятия не имел. К тому же хорошая физическая нагрузка.

– Можно и так сказать, – как-то странно рассмеялась она.

– Вы, разумеется, эксперт… В общем, чудесно.

– Это одно из тех занятий, которое я по-настоящему люблю. В последний год учебы в школе я частенько удирала по субботним вечерам со своей подружкой, и мы отправлялись с ней на танцы. Там мы прикидывались профессионалками, вы понимаете, по шесть пенсов за танец. Здорово мы тогда веселились, это точно, смеху было… Но однажды случился настоящий скандал…

– Потому вам и пришлось уйти из школы?

Неожиданно она вскинула голову с оскорбленным видом.

– Вы задали очень личный вопрос. Мне не хочется это обсуждать. Я ни в чем не провинилась. И если уж на то пошло, я почти все время танцевала с Бертом, родным братом. А он вполне благонадежен. – Внезапно она рассмеялась. – Или нет? Не важно, я вас прощаю. А теперь принесите мне сигарету и зажигалку. Они в моей сумочке около шезлонгов.

Когда он щелкнул золотой зажигалкой, она придвинулась к нему.

– А сами не курите?

Он отказался от предложенной сигареты, покачав головой.

– Как много на свете вещей, без которых вы обходитесь, – заметила она.

– Однажды я все их получу.

– Только не откладывайте этот день надолго. Я всегда иду коротким путем к намеченной цели.

Они стояли, прислонившись спинами к перилам, но тут оркестр снова заиграл, и тогда она отбросила недокуренную сигарету и повернулась к нему.

– Давайте еще раз. Только теперь постарайтесь делать это с чувством. Представьте, будто вы только что подцепили меня на променаде в Блэкпуле и мы с ходу понравились друг другу.

– Боже правый, – усмехнулся он. – Это не по моей части.

– Вот почему вы такой милый, – пробормотала она, прижимаясь к нему чуть сильнее. – Но все равно попытайтесь.

Они протанцевали следующие три танца, и с каждым разом он чувствовал свой прогресс. Для него это было внове, и он радовался, что способен так быстро освоить ритмичные па. Но правила приличия требовали не впадать в крайность. Поэтому, когда они направились к ее матери, он притормозил.

– Большое спасибо, Дорис. Все было просто великолепно, а теперь… – он взглянул на свои новые часы, – я должен сказать «спокойной ночи».

– Ерунда, еще совсем рано, и мы только-только начали веселиться.

– Нет, в самом деле, Дорис, я должен спуститься к себе.

Она уставилась на него синевато-серыми глазами, затуманенными гневом и разочарованием.

– Ну что за глупость? Нельзя же вот так взять и отказаться от всего, от этой луны, от этого настроения. Если устали – мы посидим немного.

– Я не устал. Но я действительно полагаю, что нам пора разойтись по каютам.

Миссис Холбрук, которая давно очнулась от дремоты и благодушно наблюдала за молодыми, придерживалась, видимо, того же мнения. Она поднялась и подошла к ним.

– Пора спать, – объявила она. – У всех нас выдался трудный день.

– Благодаря вам мой закончился приятно, – любезно отозвался Мори.

– Вы еще пожалеете, что так подвели меня, – сказала Дорис ему на ухо, не шевеля губами, когда он проходил мимо. – Вот увидите!

«Шутит, – подумал он. – Не может быть, чтобы она говорила это серьезно». Все пожелали друг другу спокойной ночи, Дорис попрощалась с угрюмым видом; она действительно выглядела расстроенной. В его ушах все еще звучали последние аккорды «Дезире», когда он спустился к себе в каюту, включил свет и сразу увидел письма из дома: они так и лежали на рундуке, словно упрек.