Он и не заметил, как долго длится игра, но в девять часов, после окончания очередной партии, Мария, отложив шитье, встала со стула у окна.
— Достаточно, — мягко сказала она. — Пора спать.
Застигнутый врасплох, Николас замолчал, но остался с открытым ртом, глупо глядя на нее, пораженный ужасным непродуманным затруднением. Где они все будут спать в этом крошечном домике? Нет, это невозможно. Неужели его выгонят? Отправят в
Его беспокойство было столь явным, что Хосе рассмеялся.
— Не волнуйся так, Нико. В жизни не встречал такого беспокойного парня. Всё очень просто. Смотри! — Откинувшись на спинку стула, он протянул руку и открыл внутреннюю дверь. — Все женщины спят здесь.
Заглянув в другую комнату, Николас увидел, что она почти полностью занята двумя большими кроватями с латунными спинками. Да, всё еще неуверенно подумал он, может и поместятся.
— А мы? — вдруг воскликнул он.
Хосе указал на Марию, отодвинувшую рядом с плитой ситцевую занавеску с кистями, за которой обнаружилась квадратная ниша в стене с встроенной кроватью. Её-то она сейчас и застилала свежими простынями.
— Здесь спим мы с Педро, — пояснил Хосе. — Но сегодня здесь будем спать мы с тобой. Педро уляжется на диван. Правда, дед?
— Ясное дело! — подтвердил Педро. — С большим удобством.
Николас поежился. Он никогда еще не спал с кем-то вместе. Но никто не заметил его колебаний. Пять сестер, пожелав ему по указанию матери спокойной ночи — каждая подала руку и слегка присела в чопорном реверансе — скрылись вместе с Марией в другой комнате. Педро встал и, взглянув на погоду за окном, вышел на пять минут поразмяться. Хосе взял из стопки рядом с кроватью потрепанный журнал в яркой глянцевой обложке.
Николас начал неуверенно раздеваться, бросая одежду на ближайший стул. Чрезвычайная робость и почти что стыд замедляли все его действия. И еще одна трудность пугала и угнетала его. Но Хосе, не глядя, произнес пару слов и, вытащив из-под кровати посудину, Николас повернулся спиной. Стало намного легче. Мария положила для него длинную куртку странного фасона, застиранную до белизны. Он влез в нее, завязал длинные ленточки на шее и талии, запрыгнул в постель и лежал неподвижно, прижавшись к стене.
Вернулся старик, походил по комнате, бормоча что-то себе под нос, подбросил в печку поленце. Потом послышался скрип диванных пружин.
Хосе еще немного посидел за столом, шелестя страницами. Потом он встал, зевнул, рассеянно почесав в затылке, сделал несколько наклонов и разулся. Подойдя к полке, он потушил свет и пару минут спустя уже лежал в постели рядом с Николасом.
Почувствовав, что мальчик не спит, он прошептал:
— Все в порядке,
— Да, — так же шепотом ответил Николас.
Постепенно его тело расслабилось, перестав прижиматься к стене. Кровать была мягкой и уютной. Незаметно он уснул.
Глава 12
Часом раньше, ничего не зная о том, что произошло за время его отсутствия, Харрингтон Брэнд вышел из восточного поезда в Барселоне. С саквояжем в руке, протиснувшись сквозь кольцо орущих носильщиков и, быстрым шагом миновав пассаж, он вышел к отелю «Эстасион». Нерасторопный клерк определил его в номер на втором этаже, выходящий окнами во внутренний двор. Комната была нехороша, но, вопреки своей привычке, консул не стал возражать — здесь, по крайней мере, было тихо, а это ему сейчас было нужно больше всего. Всю дорогу от Мадрида он не мог собраться с мыслями и сидел, унылый и мрачный, в переполненном купе, поскрипывая зубами и мучительно хмурясь.
— Будете обедать, сеньор?
Брэнд тупо уставился на человека, который привел его в номер.
— Нет, не хочу. — Тут он сообразил, что с утра ничего не ел. — Да… Принесите что-нибудь… Все равно, что. Кофе и холодную ветчину.
— Слушаюсь, сеньор.
Человек хотел выйти, но консул его остановил:
— Подождите. Отправьте телеграмму.
Он взял со стола блокнот с бланками и написал:
«ГАРСИА, ВИЛЛА БРЕЗА, САН ХОРХЕ.
ВСТРЕЧАЙТЕ МАШИНОЙ ВОКЗАЛЕ САН ХОРХЕ УТРЕННИМ ПОЕЗДОМ 7:45 ЗАВТРА ВТОРНИК.
ХАРРИНГТОН БРЭНД»
Оторвав бланк, он протянул его коридорному и властно произнес:
— Пусть отправят это немедленно. И передайте, чтобы разбудили меня в шесть утра.
Человек склонил голову:
— Непременно, сеньор.
Когда дверь закрылась, Брэнд со сжатыми кулаками и задумчиво сведенными бровями стал ходить вперед и назад по комнате, в сотый раз вопрошая себя, как могла ввести его в заблуждение формулировка того официального письма. Умозаключение, вынесенное им из письма, было вполне естественным, и ему в любом случае не в чем было себя винить. И всё же… Каким же он был доверчивым! Когда он с горечью вспомнил свои разговоры с Деккером и с малышом Николасом перед отъездом, в которых блестящее будущее он возвел на надеждах, оказавшихся абсолютно иллюзорными, его бросило в пот.