Испанский садовник

— Ну, что вы, друг мой! — консул рассмеялся чуть громче, чем нужно. — Вы слишком обо мне заботитесь. Я прекрасно себя чувствую!

— Не сомневаюсь. Ревность действует возбуждающе. Но эта страсть может дорого обойтись. Не дайте ей одержать над вами верх. Неумеренность вам противопоказана, — сухо сказал Галеви, направляясь к выходу. — Ах да… Мы ведь скоро встретимся в Париже, — и с загадочной кисловатой усмешкой, обнажившей бледные десны, он добавил: — Да, да, как только выйдет в свет ваша книга.

Машина отъехала, оставив Брэнда стоять на крыльце. Его настроению соответствовало бы более сердечное расставание, но непредсказуемый Галеви мог, когда хотел, погасить все чувства своим стерильным и бесстрастным отчуждением. Впрочем, эта жесткость была его достоинством. По крайней мере, так в этот момент показалось консулу. Он собирался перед уходом в офис подняться к Николасу, но теперь, стиснув губы, решил не предпринимать шагов к примирению. Это мальчику следует первым побежать к нему навстречу с распростертыми объятиями и умоляющим взглядом. Расправив плечи, консул взял шляпу и трость и зашагал в город.

Утро было славным — солнце еще не начало припекать, и он, испытывая острую потребность в движении и чувствуя прилив сил, ускорил шаги. Казалось, по его жилам течет пьянящий дистиллят, пронизывая тело и поднимаясь к мозгу теплыми темными волнами. Под этой видимой серьезностью и степенностью действовал фермент посильней вина. Наслаждаясь осуществленной мечтой, консул предвидел и уже чувствовал приближение горьковато-сладкого на вкус опьянения собственной ненавистью.

В консульстве он прошел прямо в свой кабинет. Не успел он сесть за стол, как в дверь постучали, и в комнату вошел Фернандо — старший клерк.

— Мистер Деккер ушел в порт Алихо, сэр, по делам, связанным с грузом «Восточной звезды». Он очень хотел поговорить с вами, сэр.

— Он просил что-нибудь передать?

— Нет, сэр. Он сказал, что вернется к пяти часам. Он подчеркнул, что это очень важно.

— Важно?

— Да, сэр… Мистер Деккер был крайне обеспокоен.

— Хорошо, — оборвал его консул. — Он сможет поговорить со мной, когда вернется.

— И еще, сэр… — молодой испанец нерешительно опустил большие кофейного цвета глаза. — В девять часов звонили из суда. Принято решение судить Хосе Сантеро в Барселоне. Его повезут туда в среду дневным поездом.

Консула будто током пронзило — это была сама лучшая, самая желанная новость! Всё это время он боялся, что дело будет передано в городской полицейский суд, где местные настроения легко могут склонить судью в пользу заключенного. Но Верховный суд в Барселоне — совсем другое дело! Судебные решения там строги и справедливы, а приговоры значительно более суровы. С трудом сохраняя на лице официальное выражение, слегка дрожащим голосом Брэнд ответил:

— Благодарю вас, Фернандо. Вы свободны.

Когда клерк, поклонившись, вышел, хладнокровие покинуло консула; порывисто поднявшись, он зашагал по длинной циновке, устилавшей пол узкой комнаты. Пылающая в его груди темная радость не давала ему оставаться в неподвижности. Мысль о приближающемся отмщении росла и ширилась, пока не заполнила его целиком. Сцепив за спиной руки, наклонив голову и глядя в пол, он ходил взад-вперёд, как зверь в клетке. Конечно же, он должен присутствовать в суде, чтобы заявить о своих претензиях — картина судебного заседания живо предстала перед его взором. Более того, он поедет в Барселону в одном поезде с заключенным, будет сидеть в одном с ним купе, воочию наблюдая страдания того, его стыд…

Дел у консула было не много — в лотке с документами на подпись ждало несколько счетов на товары, подлежащие обложению таможенной пошлиной, и его квартальный отчет о торговой деятельности порта — но даже с этой малостью ему нелегко было справиться. Нетерпение все сильней будоражило его кровь. Он подписал несколько сертификатов, быстро принял двух моряков, дожидавшихся его, чтобы выправить документы, и рано ушел на обед в кафе El Chantaco.

Не в его привычке было плотно наедаться в полдень — иногда хватало одной чашечки кофе — но сегодня он был на редкость голоден. Расположившись в углу у окна, он заказал бифштекс, омлет с острым стручковым перцем и немного козьего сыра; затем, вопреки своему обыкновению не прикасаться в течение дня к алкоголю, он выпил один за другим три бокала манзанилы. За сдвинутыми столами компания рыболовных шкиперов с портовым лоцманом пила пиво, закусывая сардинами и оливками. Их почтительное приветствие еще более усилило в нем ощущение личной власти и мужской физической силы. В задней части бара кто-то наигрывал на гармонике медленную каталонскую канцону, и слова, пронизанные навязчивой грустной мелодией, проникая и растворяясь в его собственном настроении, возбуждали и манили.