Воспоминание заело. Он помотал головой, ускоренно прокручивая память; в глазах зарябило, фрагменты слились в сплошной трудноразличимый ряд. Он прикрыл глаза и резко затормозил где попало, остановился совсем, передвинул иглу проигрывателя, включил «play» на первом же случайном эпизоде.
…Оргас – так назывался городок, а гостиница называлась «Хави». Она была просто подарком судьбы, так как в ней, в отличие от всех встреченных ими в тот день гостиниц, действительно оказались комнаты. И вообще она была в своем роде маленьким идеалом. Она стояла прямо возле шоссе, отделенная от него лишь живой изгородью. Она была большей частью одноэтажной, напоминая длинный деревенский дом, а над окнами вдоль фасада тянулся навес, под которым можно было поставить машину.
Старик портье встретил их с улыбкой на лице. Он назвал умеренные цены. Он показал им – на выбор – очень уютные комнаты, отделанные темным деревом, а также обеденную залу, еще и украшенную охотничьими трофеями. Правда, комната на троих, которую они захотели (из соображений экономии и единства семьи они тогда снимали комнаты на троих), так вот комната на троих была всего одна, а третьей кроватью в ней оказалась детская колыбелька. Портье посмотрел на Сашеньку, а потом на колыбельку. Потом опять на Сашеньку и на колыбельку. «Кажется, – озабоченно сказал он, – ваша chica здесь не поместится». – «Похоже на то, – отозвался Филипп. – Возможно, вы правы». – «Понимаете ли, – объяснил портье, – ваша chica большая. А эта кроватка маленькая, да». Филипп не стал возражать. «Но это не проблема, – сказал портье. – Я принесу раскладушку».
Они лежали в этом уютном номере, вяло беседуя перед сном, и в окне картинно белела крыша «ситроена». Филипп был счастлив. Зайка была счастлива, и даже ворчливая chica, похоже, была счастлива. Филипп чувствовал, что они прожили один из самых счастливых дней в своей жизни. И в тот день ему было плевать на гнусные дела, которые ожидали его в Москве. Это потом, думал он; через неделю, даже через одиннадцать дней… в общем, позже. А в тот день Москвы как бы не существовало. Что существовало, так это Оргас. Существовал Толедо: теперь, наконец, он был уверен в этом полностью и бесповоротно.