Испанский сон

– Не хочешь в одиночку придумывать план, – заключил Филипп. – Но, по твоей версии, план и не нужен. Если отпустят – а в этом ты оптимист, – то езжай да женись, да не возвращайся. Интернет, он и в Африке Интернет… Мне, кстати, сложней; хотя за столько времени все процедуры вроде изучены…

– Так что, – спросил Вальд, – мы решили?

– Ну… готовься, – пожал плечами Филипп. – Кстати, почему «мы»? Мы – «мы» – делали общее дело и жили на одной земле, пусть не очень-то привлекательной. Дело наше тухнет, одной земли впереди не видать… Уж не будет «мы», Вальд; подумай об этом тоже.

– Пожалуй, тебе нужно поехать, – сказал Вальд. – Я подумал, что твой подчеркнуто развлекательный рейд усыпит их бдительность.

– Отличная мысль! До чего продуктивно работаем.

– Может, сходим в театр? – неожиданно спросил Вальд. – Два холостяка. Никогда не ходили вдвоем.

– Может, девочек? – спросил Филипп.

– Нет уж. Пойдешь в театр?

Филипп отрицательно помотал головой.

– А если я когда-нибудь приглашу тебя в город Берген? – спросил Вальд. – Там бывает роскошный музыкальный фестиваль, каждый год на исходе мая.

– Вот это дело, – одобрил Филипп. – И я тебя тоже куда-нибудь приглашу; в Испании фестивалей множество.

– Ты меня в Памплону, на это… где с быками бегут…

– Сан-Фермин.

– Во.

Они замолчали.

– Ну, что ты киснешь? – презрительно спросил Филипп. – Рохля ты нерешительная! Созрел наконец и тут же скис. Ничего же особенного не происходит. Гумилева читал? Это называется пассионарность; народы приходят в движение, народы перемещаются с место на место, диффундируют, ассимилируют… Наши потомки будут говорить на других языках.

– Да.

– А расставаться не хочется, верно? Устроим колонию, а?

– Развеселился, – проворчал Вальд. – Все, поговорили… езжай-ка теперь побыстрее к жене.

* * *

Милая Вы моя! Как это трогательно… Разумеется, искусство читать между строк так быстро не исчезает. Но в данном случае…

Поверьте мне, Вас напугали. Вы очень эмоциональны; право, напугать Вас легко. К тому же эти люди умеют говорить очень страшно. Страх этот передается вниз, растекается, как шампанское по пирамиде фужеров, и фактически это единственное, что у них есть вообще. Больше они ничего не умеют.

Раньше они умели стрелять – умели других заставить стрелять; раньше они действительно много чего умели. Вот, подумаете Вы, беззаботный идиот… недотепа… Позволю себе пояснить свою благодушную мысль.

Мы никогда не рассуждали ни о политике, ни об истории; если чего-то и касались, то только в применении к нашим с Вами делам. Не очень-то мне охота нарушать эту традицию. Но в порядке исключения, видно, придется… Наберитесь терпения прочитать этот не свойственный нашей почте материал – возможно, мне удастся Вас успокоить. Я страдаю, когда Вы вот так испуганы и нервны.

Существуют желания маразматиков, но существует и реальный мир; у развития этого мира свои законы. Все, что происходит в обществе, не с бухты-барахты взялось. Если бы, к примеру, нельзя было лгать – ну, физиология мозга бы не позволила думать одно, а говорить другое – то и общественные категории были бы иными. Законы, семья, государство – все эти вещи сложились бы по-другому, а может, вместо них было бы что-то еще.