Исполинское радио

Кто угодно, — кроме тех, разумеется, кто ест горох с ножа, — кто угодно в те времена мог получить приглашение в Солсбери-холл. Супруги Маккензи тогда только что прибыли в Питтсбург и жили в гостинице. Друзья захватили их с собой, и они прогостили здесь с субботы до понедельника. Всего гостей было пятнадцать человек, не считая Прескота — старшего сына миссис Браунли. Перед обедом произошла неприятная история. В каком-то баре неподалеку от дома Прескот напился пьян, и хозяин бара позвонил миссис Браунли и потребовал, чтобы она за ним прислала, иначе он будет вынужден вызвать полицию.

Старая миссис Браунли привыкла к такого рода историям, то и дело приключавшимся с ее детьми. Но сейчас она не знала, к кому обратиться за помощью. Ниле, шофер, терпеть не мог Прескота. Садовник уже ушел домой. Эрнест, дворецкий, слишком стар. И вдруг ей вспомнилось лицо Виктора, которое она, собственно, видела только мельком в передней, когда их знакомили. Она разыскала его в Большом доме и отозвала в сторонку. Он думал, что его попросят приготовить коктейли. Когда она объяснила, в чем дело, он с готовностью взялся помочь ей. Виктор подъехал на машине к бару, где застрял Прескот. Он сидел за столом с разбитым носом, весь в крови, но все еще исполненный воинственного пыла, и когда Виктор сказал ему, что пора домой, он встал и размахнулся. Виктор уложил его с одного удара. Прескот заплакал, встал и послушно проковылял к машине. Виктор подъехал к черному ходу Солсбери-холла, затем, поддерживая Прескота, еле волочившего ноги, вошел с ним через боковую дверь в оружейную. Их не видел никто. Воздух в этой неотапливаемой комнате был резкий и сырой. Виктор протащил всхлипывающего пьянчужку под флагами и знаменами, свисающими с балок, мимо конной статуи в доспехах. Ему удалось втащить Прескота по мраморным ступеням на второй этаж и уложить его спать. Затем, смахнув опилки со смокинга, он спустился в Большой дом и принялся готовить коктейли.

Об этом инциденте он не рассказал никому, даже Терезе, а на другой день к вечеру миссис Браунли снова отвела его в сторонку и стала благодарить.

— Дорогой мистер Маккензи, — сказала она. — Вы — мой добрый самаритянин. Я прямо не знала, что делать, когда мне позвонили из бара.

В Большом доме послышались шаги. Это был Прескот. Он побрился, умылся и пригладил водой волосы, но успел снова напиться.

— Еду в Нью-Йорк, — пробормотал он. — Эрнест подвезет меня к самолету. Привет!

Он повернулся и пошел назад, через библиотеку в венецианскую гостиную, и скрылся из виду. Мать смотрела ему вслед, стиснув зубы. Затем схватила Виктора за руку и сказала:

— Переезжайте ко мне с вашей очаровательной женой! Я знаю, что вы живете в гостинице. Мой дом столько же славится радушием и гостеприимством, сколько богатством художественных ценностей, собранных в нем. Вы сделаете мне одолжение. Я говорю совершенно серьезно.

Виктор и Тереза как можно деликатнее отклонили предложение и в тот же вечер вернулись в Питтсбург. Через несколько дней Тереза прихворнула. Услыхав об этом, старая дама прислала ей цветы и записку, в которой повторила свое приглашение.

— Надо смотреть на это по-деловому, — сказал Виктор. — Вот и все. Как на практическое решение вполне реальной задачи.

Тереза не могла похвастать здоровьем, и деревенский воздух безусловно пошел бы ей на пользу. Это было главное. Правда, у Виктора была работа в самом городе, но до станции от Солсбери-холла было недалеко, и он мог ездить поездом. Они еще раз поговорили с миссис Браунли и убедили ее брать с них деньги в том размере, в каком они платили бы за жилье и еду: они хотели сохранить независимость. Миссис Браунли предоставила им комнаты на втором этаже в Большом доме.

Все были довольны. Виктор и Тереза жили в просторных комнатах, упивались тишиной, и с миссис Браунли у них сложились самые непринужденные отношения. Неловкость, которую они поначалу невольно испытывали, совершенно рассеялась, когда они убедились, что во многих отношениях могут быть полезны своей хозяйке.

Она нуждалась в том, чтобы в доме был мужчина, а кто станет жить в Солсбери-холле? Гости съезжались сюда только по торжественным случаям, а в остальные дни более половины комнат пустовало. В подвалах шныряли обнаглевшие от безлюдья крысы.

Тереза взяла на себя геркулесовский подвиг — закончить начатые миссис Браунли вышивки гарусом— всего восемьдесят шесть штук. Теннисная площадка была запущена с войны, и Виктор в свободные часы прополол ее, обкатал и привел в полный порядок. Он изучил семейные предания рода Браунли, рассеянного по лицу земли, а также все легенды, связанные с домом, и, когда миссис Браунли чувствовала себя усталой, с удовольствием водил любознательных гостей по ее владениям.