Исполнение желаний

Клэр уже почти дошла до склона, ведущего к набережной, когда откуда-то из-за города раздался глухой рокот, эхо от которого уходило раскатами в глубину моря. Строители начали взрывать скалистые стены узкого прохода на другой стороне центральной улицы. Ей, конечно, могли не разрешить приблизиться к месту расположения рабочего лагеря, чтобы переброситься несколькими словами с Николасом.

Но беспокойство заставило ее поторопиться и пренебречь опасностью.

Улочка, по которой она решила пройти, была перегорожена колючей проволокой от новой дороги, и прямо перед ней возник большой щит с объявлением: «Опасно. Ведутся взрывные работы». На португальском языке это предупреждение совсем не звучало комично. Тем не менее она подлезла под проволоку и осмотрелась.

Этот участок дороги был прямым и лишенным деревьев. Примерно в полумиле отсюда группа мужчин грузила в большой фургон, запряженный мулами, глыбы от скал, разрушенных недавним взрывом. Пыль все еще висела над ними густым облаком. Ближе, почти у края дороги, на свободном пространстве стоял полотняный шатер. Это, несомненно, была переносная контора Николаса, о которой она много раз слышала, но до сих пор ни разу не видела. Она лихорадочно устремилась к нему, страстно надеясь застать его на месте.

Клэр отдернула парусиновый вход.

Николас поднял голову от чертежей, покрывавших его стол, и вскочил на ноги:

— Клэр, моя дорогая девочка, о чем ты думаешь? Это совсем неподходящее место для тебя!

— Я знаю. Но мне нужно срочно переговорить с тобой.

— Разумеется. Так в чем же дело?

Николас выглядел изнуренным от жары и очень уставшим. Было совершенно ясно, что время для разговора было явно неподходящим.

— Николас, ты не мог бы приехать сегодня вечером в Казу? Я встречу тебя около твоего дома в пять тридцать, и мы прогуляемся вместе. И тогда мы сможем переговорить.

— Боюсь, что я буду занят.

— Господи! — в отчаянии она наклонилась вперед, держась руками за деревянную спинку стула. Все намеки на легкость сами собой улетучились, и ее поднятое к нему лицо было униженным и напряженным. — За последнее время ты почему-то всегда занят — никто не может приблизиться к тебе. Но если ты не можешь встретиться со мной сегодня вечером, то тогда ты должен выслушать меня сейчас, сколько бы времени это ни заняло. Николас, Сарменто покидают остров в конце следующей недели, закрывают Казу и увозят с собой всех слуг в Опорто.

Внутри у него что-то явно дрогнуло. Клэр не сомневалась в этом. Но буквально спустя мгновение он уже был в состоянии вернуться к столу, смахнуть пепел с чертежа и усесться, вытянув ноги, положив их, как обычно, друг на друга.

— Это довольно сильный удар по твоим интересам, — сказал он.

— По моим? Меня совсем не волнует, что со мной может случиться после того, как они уедут. Николас, ты такой милый… Я не имею права говорить об этом…

— Вот и не говори, — обрезал он ее. — Половина проблем, которые возникают в мире, создаются благодаря донкихотским вмешательствам людей в дела, которые их не касаются. Инез пригласила тебя поехать с ними?

Клэр кивнула в ответ.

— Но я не могу этого сделать. И она знает почему. Ее английский уже близок к совершенству, и она больше во мне не нуждается. Но это совсем другой вопрос. — Прерывающимся голосом она произнесла: — Инез уезжает, Николас. Вообще это для тебя что-нибудь значит?

Он поднял брови.

— Естественно, кое-что это значит для меня. Во-первых, сеньор Сарменто вполне в состоянии совершить путешествие, и я очень рад за него. А может быть, ты все-таки поедешь с ними как их гость, хотя бы на один месяц?

— Николас! Прекрати, пожалуйста!

Он пожал плечами.

— А чего, собственно, ты от меня хочешь? Я привез тебя сюда, чтобы помочь тебе пережить трудный период одиночества и трудностей. Все это было осуществлено, но ты должна была понять, что твое пребывание в Каза-Венуста может в один день прекратиться. Конечно, я все сделаю ради тебя, что в моих силах. Фактически, если ты сможешь остаться здесь еще на восемь или десять недель, мой контракт будет завершен, и я смогу сам увезти тебя в Англию. Это доставит тебе самую большую радость.

В отчаянии и от избытка чувств она взорвалась:

— Я же сказала тебе, что я ни на йоту не волнуюсь за себя. Разве тебя совсем не волнует тот факт, что Инез уходит из твоей жизни навсегда?

Николас улыбнулся.

— А не кажется ли тебе, что ты устраиваешь мелодраму, моя дорогая? Видишь ли, Клэр, — голос его звучал безразлично, — ты еще слишком молода и придаешь большое значение ординарной дружбе, это обычная ошибка юности. Считаешь, что невозможное можно преодолеть. Жизнь становится гораздо проще, если человек осознает свои собственные пределы и рассчитывает на гораздо меньшее, чем он заслуживает.

— Это пораженческая философия!