— Это уже дворянский участок, — пояснила Фалкеста, — и, соответственно, здесь могут хоронить своих усопших только люди, имеющие титул при дворе. И это их привилегия: разместить на надгробии больше информации.
— Не многовато ли титулованных? — усмехнулся Дитрих, — здесь для них так скоро места не останется.
Это не было преувеличением. Участок для простых людей был примерно в три раза больше, чем часть, предназначенная для дворян, но если первый был заполнен едва ли наполовину, то вторая уже более, чем на три четверти. И простейший математический расчёт показывал, что на двух простых горожан в Виллграде приходится один дворянин.
— Ну, что поделать, всем хорошей жизни хочется, — ответила Фалкеста, — вот и лезут в дворянство всеми правдами и неправдами. Особенно — в Столице. Здесь твой статус — это всё.
— Как же у нас с этим проще, — вздохнул Дитрих, — у каждого драконьего клана — семь герцогств, осуществляющих мелкое управление метрополиями. И всем как-то хватает и власти, и статуса, и денег, и всего остального… Впрочем, — задумчиво добавил сиреневый принц, — не исключено, что драконы стали такими мудрыми, сдержанными и рассудительными не в последнюю потому, что им когда-то хорошенько дали по башке.
— Мы пришли, — сказала Фалкеста.
Они находились перед высокой металлической изгородью. Эта была украшена куда более искусно: звери, птицы, гроздья винограда составляли её узоры. Дитрих опасался, что увидит склеп, но нет, на кладбище просто был выделен участок, где могли хоронить только членов королевской фамилии. Здесь, как отметил принц, места оставалось достаточно: участок не был заполнен даже на четверть.
— Кажется, я нашла, — сказала Фалкеста, указывая на дальнюю могилу в правом ряду, — мне доводилось здесь бывать, я всё помню. Только этого захоронения здесь не было.
Они подошли к указанной гробнице. Она была изготовлена из белого мрамора. В отличие от обычной могилы здесь гроб с телом не опустили в землю, но оставили на поверхности. Вокруг был составлен небольшой барельеф в форме драконов. Как видно, это дань уважения человеку, который впервые за долгие сотни лет смог добиться союза людской и драконьей рас. В самом деле, с точки зрения истории — факт, заслуживающий уважения. Даже могущий служить поворотной точкой в истории. Если, конечно, опустить детали того, какой ценой возник этот союз.
— Значит, Вернон не пошутил, — раздался у них за спиной голос, — это действительно вы. И вы действительно сюда пришли.
Они обернулись. К ним подходил человек в длинном красном плаще и шляпе, украшенной лиловым пером и драгоценными каменьями. На ногах его красовались богатые туфли с пряжками. Подойдя к гробнице, человек снял шляпу и склонил голову, отдавая дань уважения усопшему. У него виднелись высокие залысины, а под глазами залегли тени, но всё же Дитрих был уверен, что в молодости этот человек был очень красив. Неподалёку от них двое неприметных людей протирали гробницы предыдущих королей, но Дитрих, Сирень которого услужливо открывала ему всё то, что другие желали скрыть, подсказала, что это личные телохранители короля Освальда. И, стоит сделать одно неверное движение, как их нашпигуют отправленными иглами.
— Ваше величество, — Дитрих вежливо склонился, — честь для нас, что вы соизволили уделить нам время. Но почему вы с таким сомнением говорили о своём чиновнике? С какой стати он стал бы над вами шутить?
— Да потому что слишком много он о себе возомнил, — фыркнул король, — с драконами он общий язык на ура находит, этого у него не отнимешь, но из-за этого же он стал чувствовать себя важным и незаменимым. И позволять себе… лишнее. Впрочем, это мои проблемы.
Освальд Шестой повернулся к Фалкесте, которая бесстрастно смотрела на короля.
— Я даю вам слово, уважаемая, что не имею по отношению к вам никаких злобных намерений. У меня и без того слишком много головой боли, чтобы ещё и ворошить дела тридцатилетней давности. Да и, если уж выражаться торговым языком: прошлый принц Дитрих выторговал вашу жизнь в обмен на то, что улетел к драконам… и, как я понимаю, стал тем, кем стал. Но, в то же время, и обеспечил нашей стране процветание. Так что опасаться вам нечего. То, что у кого-то слишком хорошая память, ещё ни о чём не говорит.
Отвернувшись от бывшей фрейлины, Освальд повернулся к Дитриху. И того просто поразило, с какой болью, с какими горечью и тоской он на него смотрит.