Исполни волю мою

Александра Воржецкого никто никогда не называл Саней или Шуриком. Мама звала его Сашей, отчим — полным именем, как, впрочем, и все окружающие взрослые: врачи, учителя и воспитатели в школе для детей с особыми потребностями. Ребята в группе дразнили Моржом. Кличка его не коробила — уже в раннем детстве он осознал свою ущербность и прощал таким же ущербным сверстникам желание казаться нормальными и выходки, по сути своей, безобидные. Ну подумаешь, Морж! Кто это придумал? Лёнька Фелькин. Пластинка вместо нёба мешала Лёньке выговорить "ворж", и получилось "морж" — абсолютно никаких параллелей с водоплавающим.

Жизнь круто изменилась на двенадцатом круге. Каждый год Александр считал кругом, замкнутым, обтекаемым и поэтому защищенным от нападок внешнего мира. Таким, как бетонный забор в их интернате. Он попал сюда по воле матери, искренне полагавшей, что собратья по несчастью не станут дразнить его, издеваться — сами такие же. Дай она ему шанс сразу, кто знает, быть может, Александр и адаптировался бы там, за забором, завоевал своё место, как равный среди равных.

На одной из городских конференций, посвященной вопросу культурных ценностей и исторических памятников, журналист-социолог Инна Абрамцева договорилась об эксклюзивном интервью с заведующей отделом народного образования. Несмотря на большое количество заброшенных и обветшавших достопримечательностей, главным вопросом на повестке конференции стал католический костёл в центре города. Высокое здание из красного кирпича c продолговатыми арочными окнами, увенчанное флюгерами вместо крестов, оказалось никому не нужным ещё в эпоху зарождающегося коммунизма. Игнорируя его, как храм божий, тогдашняя власть лишь обломала кресты на остроконечных башенках, в отличии от двух православных церквей, почти стёртых с лица земли. До войны он служил зернохранилищем, после — приютом цыган и бездомных. Его и в народе прозвали "цыганский дом", пугали им детей. Пришло время расставить всё по своим местам. Поскольку католической конфессии в городе не было, костёл решено было отреставрировать за счет городского бюджета как памятник архитектуры восемнадцатого века. Дебаты велись горячие: большая часть чиновников предлагала отложить восстановление до лучших времён при наличии более важных проблем. Другая, во главе с депутатом Белозёрцевой, настаивала на приведении здания в порядок. Инну заинтересовала аргументация Юлии Генриховны: не привлечение туристического потока и не выравнивание центра города под старину. Духовность. Вера — растоптанная и задавленная, но живая. Глумление над нею осталось далеко позади, а повальное впадание в религиозный экстаз, пришедшее с перестройкой, развеялось само по себе.

Исполкомовские кулуары из уст в уста мусолии тот факт, что сама Белозёрцева родом из Прибалтики, вот и борется за свой костёл. А может даже тамошние прибалтийские католики вмешались в дело. Хорошо им тут обосноваться за наш счет. Мы-то отремонтируем, а они, глядь, и предъявят права на него. Да ещё и Папу Римского подключат. У них там, по слухам, модно сейчас отбирать дома и землю, бывшие в частной собственности до советской власти. Денационализация.

Юлии Генриховне тогда удалось убедить членов городского правления в своей правоте непосредственными примерами из жизни, такими как массовые самоубийства на Украине детей, входящих в секту новоявленной Марии Деви Христос. Портреты этой пожилой женщины с клюкой в руках и подковой на лбу пестрели и в их городе, приклеенные к фонарным столбам и заборам. Молодёжь фанатела от навязанного далёким американским континентом религиозного течения "Новое поколение": песни, танцы, визг и необходимые пожертвования, одолженные в родительском кармане. Наркомания, разрастающаяся среди жертв людей, выдающих себя за истинных кришноитов, терракты, организованные сектой Аум Сенрикё, добровольное рабство мунитов. Инна всё тщательно фиксировала скорописью.

"Почему наши дети слепо отдают себя в руки дельцов от религии? Кто виноват в этом, если не мы с вами! — вопрошала с трибуны оратор. — Их души, как нераспаханное поле после долгого атеистического застоя. И мы добровольно своим бездействием пособничаем сектантам. Я предлагаю начать с истинно святых мест. Разумеется, необходимо привлечь к работе и наших школьников. Планирую поставить на рассмотрение вопрос о введении в школах преподавания Закона Божьего. Это явится первым шагом на пути создания церковно-приходской школы…"

Инна не стала караулить Белозёрцеву после выступления, созвонившись с ней по мобильному телефону. "Если Вас устроит понедельник — жду у себя в девять ноль-ноль," — последовал ответ.

Юлия узнала в журналистке мать Макса, как только та переступила порог кабинета. Короткая модная стрижка, подтянутая фигурка в льняном брючном костюме, дежурная, немного растерянная улыбка — годы пошли ей на пользу, добавив женственности и шарма.

— Здравствуйте, Юлия Генриховна! Моя фамилия Абрамцева, я представляю журнал "Ныне", — Инна села в кресло напротив, покорно следуя жесту хозяйки.