— Конечно, я слышала о том, что у некоторых женщин не бывает крови при разрыве. Только не думала, что вхожу в их число… — она поставила чашку в раковину и на полпути к столу попалась ему в руки.
Марк наклонил её голову и нежно шепнул на ушко:
— Если тебя это успокоит — я заметил две малюсенькие красные капельки на пододеяльнике… — его шепот дразнил, заставив порозоветь высокие скулы. — После работы встретимся и посмотрим на них вместе.
— Да…
Анин голос сорвался от возбуждения.
— А пока я пойду. Сегодня много дел предстоит переделать.
Они попрощались в коридоре, обменявшись поцелуем. Для обоих день открытий только начинался…
— Что это, Рик?
— Кусочек будущего. Подожди немножко, я всё установлю, — Марк аккуратно разложил детали по местам и принялся скреплять их между собой.
— Можешь помогать, — он вывалил груду непонятных частичек Ромке в ноги. — Только не сломай, тут важна каждая мелочь.
Младший брат с восторгом перебирал запчасти от будущего, кончиками пальцев подхватывая за края.
— Тут сам черт ногу сломит!
— Ничего не поделаешь. Назвался груздем… Необходимо собрать всю эту, как ты называешь, чертовщину, скорей. Нас время поджимает.
Ромка извлёк нечто, похожее на купол:
— Это куда?
Марк протянул ему кубик с окнами:
— Видишь, здесь ушки, а вот здесь — щёлки, закрепляй. Соображать надо!
— Сообразишь с тобой…
Безобидная перепалка создавала у братьев иллюзию домашней обстановки, отвлекала от больничных запахов и звуков.
— А куда торопимся?
— Через три недели в Питер. Ты проваляешься там как минимум месяц, я — недели полторы-две. А у меня таких деталей ровно тысяча восемьдесят три.
Марк суеверно не решался обсуждать с братом трансплантацию, но поскольку из них двоих младший был реалистом-прагматиком, пришлось затронуть и эту тему.
— Рик, скажи честно, ты не боишься?
— Боюсь немного…
— И я боюсь. Никогда не верил в предчувствия… Меня постоянно одолевают сомнения. Неприятные. Зря мы всё это затеяли!
Отложив в сторону смонтированное здание, Марк сел на кровать:
— Это не мы затеяли. Это жизненная необходимость.
— Уже слышал, все кругом только и говорят: трансплантация костного мозга — панацея. Эликсир жизни. А при здравом размышлении, успех операции в моём случае — двадцать процентов. Ты тоже рискуешь! Разве оно того стоит?
К сожалению, Ромкины слова были правдой. Курс химеотерапии и рецидивы сделали своё черное дело. Больно сознавать, что вероятность полного выздоровления в самом начале лечения после трансплантации составила бы семьдесят процентов. Но тогда они об этом не думали. Длительная ремиссия, тянувшаяся шесть лет, ввела всех в заблуждение. В первую очередь — Романа. Закончив школу, он строил планы на будущее, даже прошёл тесты и собеседование на юридическом факультете. В отличие от Марка, малыш искренне мечтал о карьере эксперта-криминалиста, а его интересы простирались далеко за пределы криминалистики — в глубь криминологии: от механизма преступления к первопричинам и методам его предупреждения. Отец гордился Ромкой и видел в нём истинного своего преемника. Неизвестно, как скоро осуществятся их общие замыслы. Главным дефицитом в Ромкином случае выступало время.
— Жизнь, братишка, всегда стоит того, чтобы её прожить.
— Мудрец!
— Прости за тафталогию. Двадцать процентов — большой шанс на успех. Но если даже успех операции равнялся бы одному проценту, я всё равно стал бы твоим донором. И давай оставим эту тему! Мне в Петербурге голову забили научной шелухой. Прошу тайм-аут. Лучше покажи, что у тебя получилось!
Аня изредка выглядывала из Машенькиной кладовки удостовериться, не ушёл ли Марк. Слава богу, она его вовремя заметила, как раз когда он заглянул в их отделение. Теперь приходится битый час торчать у двери вместо того, чтобы заняться делом. Чутко прислушиваясь к шагам и посторонним звукам, девушка рассортировала халаты и пижамы в шкафу, протёрла пыль на полках. Вымыла окно. Наконец, тихо стукнула дверь бокса номер семь — она узнала этот стук по характерному щелчку одной из металлических петель. С облегчением перекрестила удаляющуюся спину и на цыпочках покинула укрытие. Пулей — к Ромке.
— Привет!
Он улыбался, поглаживая пальцами картонное сооружение у себя на коленях. Только что они говорили с Риком о ней, и Ромка признался брату в том, как изменилась его жизнь с появлением маленькой сестры милосердия.
— Аня такая… необыкновенная! Правда, у меня нет опыта в любовных делах. Целых две недели я живу ожиданием: радостным предвкушением, когда она приходит и тоской, когда кончается её рабочий день. Не будешь смеяться?
— Нет. Над чем смеяться? Я очень рад за тебя. Ты как-нибудь дал ей знать о своей симпатии?
— Не-а, я боюсь отпугнуть её. Калека, бледный и обездвиженный — а туда же. В любовь ныряю с головой, так, кажется, в песне поётся? Пусть уж лучше всё останется по-прежнему.